Новенькая. Александр Заправдин

– «контингент».

      Кабинет директора утопал в сизом дыму от дешёвых духов Маргариты Аркадьевны. На стене висел график регистрации на форум «Цифровая трансформация сознания», похожий на ЭКГ умирающего. В центре кабинета, словно проклятый остров, возвышался овальный стол. На нём царил мёртвый порядок: папки с личными делами сотрудников стояли, вытянувшись в ровную линию, как на параде. Напротив личных дел, будто готовясь ринуться на них в атаку, выстроилась армия формуляров с надписью «Срочно», а между ними хрустальная ваза с леденцами казалась единственной наградой для тех, кто не пал во время сражения с полчищами «срочных дел».

      Маргарита Аркадьевна – женщина, чей голос напоминал сирену воздушной тревоги, а мозг – компас с оторванной стрелкой, – стучала ногтем по протоколу педагогического совета под номером 666. Её управленческий стиль был коктейлем из маниакального контроля и хаоса: сегодня она требовала закрасить все окна, чтобы «дети не отвлекались на солнце», завтра – заставляла учителей петь гимн школы перед уроками. Лицо её вечно дёргалось, будто под кожей копошились тараканы нереализованных амбиций. Особенная гордость – брошь в виде совы, купленная в «Светофорчике» за 79 рублей. Сова была слепа на один глаз, как и сама директриса.

      – 93,7%! – заревела, врезав кулаком по столу, Маргарита Аркадьевна. Бюст Ленина в кабинете истории уронил подбородок. – Департамент требует 96! Где остальные 2,3%? Умерли или в бегах? – Указательный палец директрисы хрустнул суставом, упираясь в график на стене, который уже перешёл в стадию предсмертной агонии.

      – Маргинализация родительского контингента требует точечного прессинга! – пискнуло существо, вылупившееся из учебников по педагогике 50-х годов. Это была Лидия Павловна – завуч школы.  Её речь напоминала фейерверк из терминов: «инновация», «синергия», «копинг-стратегии» – всё это она вбрасывала в разговор, как гранаты, не понимая, куда летят осколки. Считала себя интеллектуальной элитой, но путала Сократа с сахаром. Носила юбки-карандаши, которые, казалось, сжимали не только бёдра, но и мозг. Мечтала занять место директора, но боялась, что после этого ей придётся работать самой. – Нужен парадигмальный прорыв! – продолжала Лидия Павловна, кривя губы, похожие на два свежеокрашенных забора. – Объявим, что незарегистрированные родители – угроза нацбезопасности! Пусть классные руководители звонят им в 5 утра – время, когда их совесть ещё спит!

      – Гениально! – хрюкнула директриса, и брошь-сова на её груди захлопала единственным глазом. – А тех, кто не ответит, объявим… м… экстремистами! – завершила она, гордясь своим предложением, как Фемистокл гордился идеей сплотить Грецию перед нашествием персов.

      Над педагогическим советом повисла гробовая тишина.

      – Принято, Маргарита Аркадьевна! – бойким голосом из-под стола, нарушив тишину, скрипнула Зоя Семёновна – женщина-тень, чьё лицо стёрлось от вечных «да-конечно-сразу». – Я уже поставила себе будильник на 4:40. – Бодрилась она, дёргая головой с глазами той самой «лошади, которая больше всех старается в колхозе».

      ***

      Тягучий гул фразы «96% регистрации» висел в воздухе, как прокисший компот. Маргарита Аркадьевна, чей взгляд метал молнии в сторону невидимых врагов, царапала маникюром график, словно пыталась оживить его электрошокером.

      – Валерий Петрович! – гавкнула она, щуря слепой глаз в сторону мужчины, чьи усы напоминали два сломанных ёршика для чистки кальяна. Его лицо, красное, как кнопка пожарной тревоги в день инспекции, дёргалось в такт лаю директрисы. – Ваш 8 «Б» – позор школы! Из 30 родителей зарегистрировались 28! Вы им что, «Марсельезу» спели вместо инструкций?!

      Валерий Петрович вскочил, опрокинув стул, который упал с грохотом, достойным падения Берлинской стены. Его пиджак эпохи Ельцина, заляпанный кофейными пятнами, трепетал, как флаг революции на ветру глупости.

      – Это провокация либероидной хунты! – каркнул он во всё горло, размахивая кулаками, будто отбивался от роя пчёл, которых сам же и разозлил. – Я не позволю, чтобы эти ваши «цифровые штучки» лишали родителей священного права… м… не регистрироваться! – Он замолчал, запыхавшись, словно пробежал марафон в поисках мысли, которая так и не пришла.

      – Два человека! – Маргарита Аркадьевна обняла график, будто это был парашют над пропастью департаментского гнева. – Вы понимаете, что из-за них нашу школу опустят в рейтинге?! – В моменте визг директрисы превысил диапазон в 4200 Гц, от которого в учительской треснули все кружки с надписью «Лучшему учителю», подаренные коллективу вместо премии к Новому году. – А меня! – Неожиданно голос директрисы рухнул на дно октав, загудев, как паровоз, который вот-вот сойдёт с рельсов. – Человека, который 10 лет держит школу на плаву, как… как…

      – Как пробка в унитазе образования! – процедил физрук Геннадий, не отрываясь от созерцания своих кроссовок, прожжённых сигаретами и судьбой. – Снаружи блестит, а внутри – застоявшееся дерьмо. Тронешь рычаг – всё через край поползёт.

      – Да как вы смеете?! – внезапно встряла Зоя Семёновна, вскочив так резко, будто сидела на электрическом стуле. Её голосок зазвенел, как тявканье чихуахуа. – Маргарита Аркадьевна – наше