Хаджи Абрек. Михаил Лермонтов

anza>

      Велик, богат аул Джемат,

      Он никому не платит дани;

      Его стена – ручной булат;

      Его мечеть – на поле брани.

      Его свободные сыны

      В огнях войны закалены;

      Дела их громки по Кавказу,

      В народах дальних и чужих,

      И сердца русского ни разу

      Не миновала пуля их.

      По небу знойный день катится,

      От скал горячих пар струится;

      Орел, недвижим на крылах,

      Едва чернеет в облаках;

      Ущелья в сон погружены:

      В ауле нет лишь тишины.

      Аул встревоженный пустеет,

      И под горой, где ветер веет,

      Где из утеса бьет поток,

      Стоит внимательный кружок.

      Об чем ведет переговоры

      Совет джематских удальцов?

      Хотят ли вновь пуститься в горы

      На ловлю чуждых табунов?

      Не ждут ли русского отряда,

      До крови лакомых гостей?

      Нет, – только жалость и досада

      Видна во взорах узденей.

      Покрыт одеждами чужими,

      Сидит на камне между ними

      Лезгинец дряхлый и седой;

      И льется речь его потоком,

      И вкруг себя блестящим оком

      Печально водит он порой.

      Рассказу старого лезгина

      Внимали все. Он говорил:

      «Три нежных дочери, три сына

      Мне бог на старость подарил;

      Но бури злые разразились,

      И ветви древа обвалились,

      И я стою теперь один,

      Как голый пень среди долин.

      Увы, я стар! Мои седины

      Белее снега той вершины.

      Но и под снегом иногда

      Бежит кипучая вода!..

      Сюда, наездники Джемата!

      Откройте удаль мне свою!

      Кто знает князя Бей-Булата?

      Кто возвратит мне дочь мою?

      В плену сестры ее увяли,

      В бою неровном братья пали;

      В чужбине двое, а меньшой

      Пронзен штыком передо мной.

      Он улыбался, умирая!

      Он верно зрел, как дева рая

      К нему слетала пред концом,

      Махая радужным венцом!..

      И вот пошел я жить в пустыню

      С последней дочерью своей.

      Ее хранил я, как святыню;

      Всё, что имел я, было в ней:

      Я взял с собою лишь ее,

      Да неизменное ружье.

      В пещере с ней я поселился,

      Родимой хижины лишен:

      К беде я скоро приучился,

      Давно был к воле приучен.

      Но час ударил неизбежный,

      И улетел птенец мой нежный!..

      Однажды ночь была глухая,

      Я спал… Безмолвно надо мной

      Зеленой веткою махая,

      Сидел мой ангел молодой.

      Вдруг просыпаюсь: слышу, шепот, —

      И слабый крик, – и конский топот…

      Бегу, и вижу – под горой

      Несется всадник с быстротой,

      Схватив ее в свои объятья.

      Я с ним послал свои проклятья.

      О, для чего, второй гонец,

      Настичь не мог их мой свинец!

      С кровавым мщеньем, вот – здесь скрытом,

      Без сил отмстить за свой позор,

      Влачусь я по горам с тех пор,

      Как змей, раздавленный копытом.

      И нет покоя для меня

      С того мучительного дня…

      Сюда, наездники Джемата!

      Откройте удаль мне свою!

      Кто знает князя Бей-Булата?

      Кто привезет мне дочь мою?»

      «Я!» – молвил витязь черноокий,

      Схватившись за кинжал широкий,

      И в изумлении немом

      Толпа раздвинулась кругом.

      «Я знаю князя! Я решился!..

      Две ночи здесь ты жди меня:

      Хаджи бесстрашный не садился

      Ни разу даром на коня.

      Но если я не буду к сроку,

      Тогда обет мой позабудь,

      И об душе моей пророку

      Ты помолись, пускаясь в путь».

      Взошла заря. Из-за туманов,

      На небосклоне голубом

      Главы гранитных великанов

      Встают увенчанные льдом.

      В ущелье облако проснулось,

      Как парус розовый надулось,

      И понеслось по вышине.

      Всё