Яд Борджиа. Мартин Линдау

меня отсюда, отец мой. Я нездорова!

      – Разве ты не узнаешь меня, Лукреция? Я – твой брат, Цезарь! – воскликнул герцог тоном униженного смирения, совсем необычного для него.

      – Цезарь? Мой брат? Да, действительно! – ответила Лукреция, без посторонней помощи поднимаясь с места. – Добро пожаловать, брат! Я здорова, совсем здорова, благородный государь, ничуть не ранена. Что угодно здесь вам и вашим солдатам? Знаете ли вы, что своим присутствием вы нарушаете грамоту вольности, которую я получила от его святейшества? Зачем наш мирный праздник нарушен таким образом вашими вооруженными воинами?

      – Не волнуйтесь, дочь моя! Опомнитесь! Герцог ведь случайно попал сюда. Солдаты принадлежат вашему брату, – уговаривал ее доминиканец.

      – Простите меня, страх совсем лишил меня рассудка! – заливаясь слезами, ответила Лукреция и с истерическим смехом прибавила: – Нет, нет, нам нечего опасаться нападения нашего брата на наше новое владение! Добро пожаловать, синьор!.. Приветствую вас на родной земле и поздравляю с победами!

      – Простите меня, моя прекрасная сестра!.. Как я мог предполагать, что здесь, в Непи, я охочусь в вашей области, когда вы ничего не сообщали мне о своих делах? – сказал Цезарь с кажущейся беззаботностью. – Но здесь есть некто, для которого, вероятно, найдется у вас более теплый привет, а именно, синьор Паоло Орсини!

      Он обернулся и легким, почти презрительным жестом указал на молодого римлянина, который, побледнев от волнения и трепеща всем телом, поднялся по ступенькам и преклонил перед Лукрецией колени.

      – Синьор!.. Цезарь, это не по-дружески! – с гневным взором проговорила Лукреция и холодно протянула Орсини руку, которую тот страстно прижал к губам. – Я не в состоянии оказывать такой прием и с вашего разрешения отправлюсь в Непи, куда, к сожалению, не могу пригласить ваше вооруженное общество, потому что городу святейшим престолом даны некоторые привилегии при условии, что всем солдатам, не состоящим на службе повелителя, будет закрыт доступ в него.

      – Но сначала, синьора, простите невежественного виновника этого несчастья, который лучше тысячу раз готов пожертвовать своей жизнью, чем хоть сколько-нибудь повредить несравненной владычице здешних мест! – с горячим воодушевлением промолвил Лебофор, преклонив колено на самой нижней ступени.

      – Прощение уже дано вам, прежде чем вы попросили его, и действительно, я думаю, вы ради нашей безопасности рисковали жизнью, благородный чужестранец, не меньше, чем этот храбрый рыцарь, – с достоинством произнесла Лукреция, бросив сияющий взор на иоаннита. – Но он, как истый великодушный благодетель, по-видимому, уже забыл, что он совершил.

      – Благодарите случай, синьора, а не его слепое орудие, – с серьезным спокойствием сказал иоаннит. – Даже этот инок, безоружный, рисковал своей жизнью, защищая вас! Но если здесь и есть какая-либо заслуга, то припишите ее к счету синьора Орсини, вашего искреннего слуги и рыцаря, который с радостью готов всем пожертвовать