Дни, когда мы так сильно друг друга любили. Эми Нефф

все слезы накануне ночью, сегодня утром у меня уже нет сил плакать.

      – Томми, пожалуйста, не делай глупостей.

      Он со смехом выдыхает последнее колечко дыма и тушит окурок носком ботинка.

      – Мне бы и в голову такое не пришло!

      Я выдавливаю из себя улыбку.

      – До встречи! Люблю тебя, дорогой братик.

      – И я тебя люблю, Эви!

      Он заключает меня в крепкие объятия, я утыкаюсь подбородком в шершавый шерстяной китель. Снова хочется плакать. С трудом проглатываю слезы. Скоро наши дни рождения. Как праздновать без ребят?

      – Джо, пойду займу места. Встретимся в вагоне.

      Томми хватает сумки, и Джозеф, кивнув, провожает его взглядом, а потом поворачивается ко мне.

      – Присмотри там за ним, хорошо? Вообще друг за другом присматривайте… – говорю я, запинаясь, потому что теперь, когда Томми в поезде, до меня окончательно доходит, что они уезжают.

      – Так и будет, Эвелин.

      Он берет меня за подбородок, и мне теперь не отвернуться. Передо мной его губы, которые так часто смыкались с моими, целовали меня с настойчивым и нежным языком. Линия подбородка, по которой, лежа в ленивые послеобеденные часы, я проводила кончиками пальцев в надежде запечатлеть, запомнить. Джозеф так пристально смотрит на меня глубокими карими глазами, что я вижу в них свое отражение; меня завораживает это зеркало в зеркале, бесконечный взгляд в самую глубину себя.

      – Я все сделаю, чтобы мы оба вернулись домой.

      – Обещай! – Голос меня подводит, срывается.

      Джозеф морщится и закрывает глаза, словно от боли.

      – Я не могу этого обещать… Я сделаю все, что в моих силах…

      – Обещай, Джозеф! Если ты дашь мне обещание, то не сможешь его нарушить… Может, это вас убережет… Я хочу вас уберечь!

      Я начинаю плакать. Мои слова лишены всякого смысла; я продолжаю что-то бормотать об обещаниях, ноги слабеют, и Джозеф прижимает меня к себе.

      – Обещаю, – шепчет он, касаясь губами моего уха, а потом почти утыкается носом мне в нос. – Я люблю тебя, Эвелин.

      После этих слов, произнесенных впервые, меня покидают последние силы. Дымный сырой воздух рассекает гудок поезда, и оставшиеся на платформе пассажиры бегут к вагонам. Я, ошеломленная, молчу, а сердце кричит, однако не в силах вырваться из капкана и дать подсказку языку. Я хочу, хочу сказать, что тоже его люблю, но… Лишняя секунда колебания перед прыжком с обрыва, и все, момент ушел. Я не могу одновременно прощаться и признаваться в любви. Если я не признаюсь сейчас, ему придется вернуться домой, чтобы это услышать. Придется! Я вырываюсь из его объятий, с мокрыми щеками, с розовыми пятнами на ключицах – там, где я прижималась к колючей шерсти кителя.

      Я люблю тебя, Джозеф!..

      Вместо этого я говорю:

      – Возвращайся домой, хорошо? Вы оба возвращайтесь.

      Его глаза ищут мои, вымаливая ответ. Эти глаза-зеркала… Поезд снова дает гудок, я целую Джозефа, приглаживаю ему выбивающиеся из-под пилотки волосы и подталкиваю