Любовь, шесть соток и завод. Дмитрий Мансветов

в актовом зале дома Политпросвещения

      На холодных ветрах вьемся мы,

      Как снежинки студеной зимы.

      А закончится краткий полет —

      Превращаемся в лед.

      Мы давно уже стали не те.

      Нас топтали, давя в темноте,

      В колеях от саней и телег.

      Тихо кружится снег.

      А бывает, что просто везет.

      Нас ветра носят ночь напролет.

      Но, едва заалеет рассвет,

      Пропадает наш след.

      Если снятся нам светлые дни,

      Значит, мы доживем до весны.

      Слезы-льдинки растают в очах,

      В золотистых лучах.

      Сердце снова стремится в полет.

      Мне не страшен крутой поворот.

      Испаряясь под солнцем с земли,

      Я исчезну вдали.

      В день весенний от вас уходя,

      Я вернусь в теплых струях дождя,

      Смыв налипшую грязь с ваших рук

      И с души горечь мук.

      Я давно сам себе стал не рад,

      Разбиваясь о стену, как град.

      За себя не хочу и гроша,

      Каменеет душа.

      В мутных водах рожденных грозой,

      Растворюсь я хрустальной слезой

      И вольюсь, замедляя свой бег,

      Я в зеленый побег.

      Кто сердечной согрет теплотой,

      Сможет путь одолеть непростой.

      Я хочу, чтоб росток не поблек,

      Если выпадет снег.

      Как снежинки студеной зимы,

      Мы на свет вылетаем из тьмы.

      Нас в рубцы на планете от ран

      Заметает буран.

04.10.1989 г.

      P.S. к чужому письму, выпавшему из почтового ящика с открытым дном на вокзале г. Кемерова и отправленному потом из г. Новокузнецка

      Мокрый раскрытый дождем конверт.

      В нем все наворочено разом.

      Мог и совсем не прийти ответ

      Девице, теряющей разум.

      Но, несмотря на столь долгий срок

      И в пику вашему мнению,

      Снова отправилась кипа строк

      По своему назначению.

      И не бросайте впредь криво вы

      Письмо, за кордон летящее.

      Пишите, гражданка Кривова,

      Бойцу слова настоящие.

      Может, совсем потерял я стыд,

      Что врубился в чужие строки.

      Буду надеяться, Бог простит

      И все те, кто так одиноки.

      Голубем рвется конверт в полет

      Вдаль, за пределы отечества.

      Долго еще не растает лед

      В злом черепе человечества.

27.10.1989 г.

      Магнитогорск

      Я был недавно на Урале,

      Не Русь – вонючая орда.

      Продукты спрятаны в подвале,

      А на прилавках парварда.

      Я на Магнитке тихо ахал,

      Хотя из глотки рвался стон,

      Когда узнал, что белый сахар

      Дадут мне только на талон.

      Кругом ларьки и магазины,

      Но есть у них черта одна —

      Простых людей пусты корзины,

      А, может, нет в корзинах дна?

      Бурлит рабочий люд у кассы.

      Я вижу это испокон:

      Берут вареные колбасы

      На замусоленный талон.

      И я возьму себе немного,

      Чтоб в общежитии сожрать.

      Ведет с ухабами дорога

      Нас в коммунизм, ядрена мать.

      Мое сознание погасло.

      Я впал, казалось, в жуткий сон,

      Когда фунт сливочного масла

      Мне отпустили на талон.

      Все это выглядело дико.

      Как долго терпит мой народ!

      Не мог сдержаться я от крика,

      Но пересох от жажды рот.

      Смочить его мне было нечем —

      Лимит и ветер в кабаке.

      Успешно мы от пьянства лечим

      Рабов на Яике-реке.

      Но здесь витает дух Чапая,

      И Емельяна свято чтут.

      Связала нас судьба слепая

      Навек узлами красных пут.

      Огнем и молотом играя,

      Дымы пуская всех мастей,

      Рабы куют ключи от рая,

      Мостят дороги из костей.

      Магнитогорск