Жуву: Кровавый Хор Ада. Антон S.A

еат, где вечные снега цепляются за скалы, словно седые призраки, а ветра поют древние саги о войнах и павших героях, родился мальчик. Его первый крик слился с рёвом бури, будто сама гора, хранящая тайны Мирового Камня, признала его своим. Мать назвала его Жуву – «непокорённый» на языке племени. Так началась история, сотканная из огня и льда. Жуву не знал отца. Лишь шепот матери, Сураны, рисовал в ночных сказаниях образ воина, чей след растворился во тьме задолго до его рождения. «Он ушёл сражаться с тем, что не имеет имени», – говорила она, пряча глаза. Племя молчало, но Жуву читал правду в их взглядах: отец пал жертвой древнего проклятия, что витает над Арреатом, как дым после битвы. Детство Жуву прошло в тени великой горы. Он учился рубить мечом, прежде чем освоил буквы; его руки загрубели от древка секиры, а сердце закалилось в схватках с оборотнями, выползавшими из пещер по ночам. Он был красив, как рассвет над ущельями, и силён, как лавина. Но даже став лучшим из молодых берсерков, Жуву чувствовал пустоту – будто его душа ждала знака, которого не было. В ночь, когда ему исполнилось тридцать три, небо над Арреатом окрасилось в багрянец. Жуву проснулся от жара, пронзившего грудь, и увидел Его: фигуру, объятую пламенем, с лицом, скрытым под маской пепла. В руках незнакомец сжимал кристалл – чёрный, как бездна, но с прожилками алого, словно внутри билось сердце. «Сын крови и пепла… Ты нужен…» – голос прозвучал не в ушах, а в самой глубине сознания, заставив кости дрожать. Когда видение рассеялось, Жуву понял: это не сон. На камне у его постели лежал осколок – крошечный, но идентичный тому, что держал призрак. А в памяти всплыли слова матери: «Твой отец нёс в груди камень, горящий адским огнём…»

Зов Пламени.

      Племя не отпускало его. Когда Жуву объявил, что покинет Арреат, старейшины вскипели, как котлы с ядом. «Ты – щит горы! – гремел вождь Гаррок, чей правый глаз скрывал шрам от когтей Повелителя Стай. – Уйдёшь – откроешь врата проклятия!» Но Жуву уже не слышал их. В ушах звенел тот голос – низкий, как гул подземных пластов, зовущий в место, которого нет на картах племени. «Сын крови… Ты нужен…».Он ушёл на рассвете, не попрощавшись. Лишь мать молча положила ему в дорожный мешок амулет из клыка демона – единную память об отце. «Он тоже не прощался», – сказала Сурана, и Жуву впервые заметил в её глазах не страх, а гордость. Путь вёл через Долину Сотни Костей, где земля дышала серой, а тени цеплялись за путников, словно голодные твари. На третий день Жуву наткнулся на караван. Вернее, на то, что от него осталось: обугленные повозки, трупы с вырванными сердцами и знамя с символом пылающего глаза. «Хоррадрины», – мелькнуло в памяти. Мать рассказывала, как эти фанатики искали Мировой Камень, чтобы принести его в жертву своему божеству – слепому Пожирателю Снов. Но среди пепла он нашёл выжившую. Она сидела, прислонившись к скале, в одеждах цвета кровавой зари, с лицом, закрытым вуалью из золотых цепей. Казалось, огонь не тронул её – даже края платья не обгорели.

      – Ты опоздал, варвар, – её голос звучал так, будто резал воздух лезвием. – Они умерли быстро. Слишком быстро для тех, кто служит Зиру.

      Жуву сжал рукоять топора. Лукаста – жрица из проклятых земель Кехстана. О ней ходили легенды: говорят, она пережила падение своего храма, обратив демонов в пепел одной песней.

      – Ты знала, что я приду? – рыкнул он.

      – Знаю, что ты видел Его. Призрака в пламени, – Лукаста встала, и кристалл у пояса Жуву вдруг вспыхнул багровым. – Ты думаешь, это отец зовёт тебя? Глупец. То, что говорило с тобой, старше гор. Старше звёзд.

      Она сорвала вуаль. Её лицо было покрыто татуировками – движущимися, как черви под кожей. Жуву отшатнулся: это были письмена Древних, языка, на котором говорили до людей.

      – Он – Инариус, – прошипела жрица. – Падший ангел, что когда-то вырвал сердце у самой Лилит. Но демоны сковали его в бездне, а его кристалл… – Она указала на артефакт Жуву. – Это осколок его сущности. И он хочет свободы.

      – Зачем мне верить тебе? – Жуву выхватил топор, но Лукаста лишь рассмеялась.

      – Потому что твой отец верил. Он нёс этот кристалл в попытке уничтожить его. Но камень… съел его.

      Ночь накрыла долину, когда они двинулись дальше – к Руинам Уль-Тамси, месту, где, по словам жрицы, скрывался вход в Пустоту. Кристалл жёг Жуву, как уголь, и в его разуме вновь возникал образ пламенеющей фигуры. «Сын… Освободи меня…».Но на рассвете их настигли хоррадрины. Они вышли из тумана – десятки фанатиков в робах, сожжённых до костей, но живых. Их глаза пылали зелёным, а рты распевали гимн Пожирателю. Лукаста заворожённо улыбнулась: