Дом под горой. Тепло простых слов. Ирина Михайлова

арушкой, и никто точно не знал, сколько ей лет. Казалось, что она жила тут всегда, сколько стоит деревня.

      – Вы Паучиху не обижайте, – предупредила бабушка Степу, – не озорничайте. Смотрите у меня! И так она горюшка ковшами нахлебалась, а тут еще вы со своим баловством.

      – Да мы не обижаем Паучиху, что ты, бабуля, – говорил маленький Степа, – она сама разрешает нам в ее палисаднике играть и на террасе тоже. А еще угощает пряниками и конфетами. Знаешь, как нам у нее весело!

      – Это хорошо, – бабушка сразу успокоилась, – возьми-ка с собой масла да сметаны кринку. Паучиха старая, корову давно не держит.

      – А сколько же ей лет?

      – Ой, даже не знаю, – ответила бабушка, – сколько себя помню, она всегда такой старенькой и была.

      – А почему ее все Паучихой зовут? Разве она не обижается? – сыпал вопросами Степа.

      Бабушка разгладила фартук на коленях, поправила платок и сказала:

      – Раньше она одна на много деревень коврики да половики ткала. Сидит, помню, нити разбирает, вся в пряже замотается, точно паук. Вот и прозвали люди ее Паучихой. А настоящего имени ее я даже и не помню: то ли Марфа, то ли Аксинья.

      И маленький Степа в тот день твердо решил узнать, как же зовут Паучиху на самом деле. Он схватил корзинку с гостинцами и побежал к дому под горой, где его давно ждали друзья.

      Паучиха сидела на завалинке и смотрела, как соседские ребятишки играют в тряпичный мячик, которая она им смастерила вместо кожаного, что вчера унесло рекой.

      – Эй, Степка! Айда к нам! Смотри, какой нам Паучиха мяч соорудила! – крикнул Степе друг Егорка.

      – Иду! – ответил Степа, а сам направился к старушке, пригревшейся на завалинке в лучах июньского солнца.

      – Бабушка, а тебя как по-настоящему зовут? – спросил Степа и сел рядом.

      – Глафира Ивановна я, – тихо ответила Паучиха и удивленно посмотрела на Степу, – а зачем спрашиваешь?

      – Я тут подумал, что все тебя, бабушка, Паучихой зовут, вдруг тебе обидно, – ответил Степан и поежился под пристальным взглядом голубых глаз старушки, – вот, моя бабушка тут гостинцев выслала. А еще велела тебя не обижать.

      – Эх, городския, переживательныя, – Паучиха обняла Степу и улыбнулась, – Паучихой меня мой муж еще по молодости прозвал. Я тогда знаешь, какой мастерицей была, это сейчас глаза не видят, да руки дрожат. Не знал мой обидчик, что влюбится да женится. А вот, видишь, как оно обернулось.

      – А потом что? – спросил Степа.

      – А ничего, – вздохнула Паучиха, – прожили мы с мужем совсем недолго, как сгинул он вот в этой самой реке. Как-то зимой соседский мальчонка в прорубь провалился, и мой Алексей, как был в рубахе, так и побежал к реке. Мальчонку-то из реки вынул, а сам утоп. Не успели мы с моим Алешенькой своих деток нажить. Так я одна век свой и доживаю. А мальчонкой тем твой прадед был. А люди помнят мое прозвище, вот и зовут так. Да я и не в обиде, наоборот, душу греет это имечко, словно мой Алеша, как в молодости меня кличет да смеется.

      – Так, получается, если бы твой муж моего прадеда не спас, так и папы не было бы, а, значит, и меня? – поразился Степан своему открытию.

      – Получается, так, – улыбнулась Паучиха.

      – А сколько тебе лет, бабушка Глафира, сто?

      Паучиха рассмеялась:

      – Через пять лет только вековухой-то сделаюсь, чего меня состарил. Я еще молоденькая.

      – Да где же ты молоденькая, бабушка Глафира? – удивился Степа, – вон, у тебя какие морщины и ходишь ты медленно, и кости у тебя ломит, сама говорила. Кто же тебе помогать будет? Давай, мы тебе воды принесем, и дров к печке?

      – Ох, ты внучек золотой! Да уж я сама справилась, силы еще есть. А если что, мне соседи помогают.

      – И мы будем, – твердо сказал Степа.

      С тех пор каждый день ребята носили Паучихе воду, помогали растапливать печь для готовки, а девочки – наводили порядок.

      А Паучиха сидела на лавке и тихо плакала, утирая слезы кончиком платка.

      – Ты чего ревешь, бабушка? – не раз спрашивал ее Степа, – мы же тебя порадовать хотим.

      – А то и плачу, от радости, – сквозь слезы улыбалась Паучиха.

      – Не реви, – Степа гладил бабушку по голове, – знаешь, я уже в третий класс пойду, вот вырасту и заберу тебя в город. У нас в квартире и вода есть, и печку топить не надо. Будешь гулять и мультики смотреть.

      – Спасибо тебе, внучек, – Паучиха обняла своего любимчика.

      Степа не успел вырасти. Этой же зимой Глафиры Ивановны не стало. Она ушла тихо, во сне. Соседи заметили, что она не затопила с утра печь, и забеспокоились.

      Хоронили Глафиру Ивановну всем селом. Бабы голосили у гроба, мужики хмуро молчали. Все понимали – ушла эпоха. И это был самый светлый человек, которого они знали.

      ***

      – Мне эта собака не нужна, можете ее усыпить! – звонкий голос посетительницы вырвал Степана из раздумий.

      Вопреки желанию отца,