Сказея: Железная хризантема. Глеб Леонидович Кащеев

ься и сказать что-нибудь героическо-крутое, но я не могла оторвать взгляд от черного зрачка ствола в его руке. Он притягивал, гипнотизировал.

      Неужели это все? Смерть? Где? В какой момент я ошиблась? Где начался тот путь, что привел сюда, в тронный зал железного замка, где я нашла свою погибель? Я не могла понять. Все казалось таким простым, очевидным, логичным, правильным. И вдруг выяснилось, что все это время я играла по чужим правилам и шла не к своей, а к его цели.

      – Не могу сказать, что делаю это с удовольствием, но сама понимаешь, оставить тебя в живых я не могу.

      Краем глаза я успела заметить, как кто-то из моих друзей дернулся вперед, стараясь спасти меня, но тут черная дыра на дуле револьвера ожила и плюнула огнем. Она словно разом взорвалась и забрала мою жизнь.

      Меня ударило в грудь так, что отбросило на пол и я ударилась головой о камни, но все это померкло на фоне боли, которая взорвалась внутри.

      И мир для меня превратился в тьму.

      Глава 1

Несколькими неделями ранее

      Девочка лет семи сидит на коленках отца. Я помню, как она выглядела: бархатное темно-зеленое платье, коротко постриженные черные волосы. Но сейчас я всего этого не вижу, потому что эта девочка – я сама.

      – Пап, а ты всегда будешь со мной?

      – Всегда. Пока ты будешь этого хотеть, – я слышу в голосе тепло и любовь, но не вижу лица. Только голос и ощущение его теплых сильных рук на спине.

      Я давно уже его не вижу. Не могу вспомнить. Память хранит отпечаток эмоций, а не фотографическое изображение лица.

      – Я всегда буду этого хотеть, пап. А даже когда я вырасту, ты же не состаришься и не умрешь, как другие?

      – Никогда. Я всегда буду защищать тебя, моя принцесса, – смеется он.

      У него теплый и мягкий смех. В такой можно закутаться и согреться.

      Я не хочу идти дальше в этот сон.

      Потому, что это кошмар. Тот самый кошмар, что мучает меня регулярно уже десять лет.

      Но этот сон – как липкая паутина. Оплетает руки, ноги, сознание, и никогда не отпускает, пока я не дойду до конца сюжета. У меня еще ни разу не получилось проснуться на середине.

      Утро. Я выхожу из своей спальни, подхожу к лестнице, что ведет в гостиную, и вижу на полу неподвижную фигуру отца.

      Сначала, мне кажется, что это такая игра. Я смеюсь, сбегаю по ступеням, прыгаю на него, стараясь напугать и заставить вздрогнуть.

      Но он не шевелится. Он больше никогда не пошевелится. На его груди красное пятно и одна маленькая дырочка. Она кажется очень несерьезной, словно от меча лилипута.

      Девочка в изумлении трогает колючие от щетины холодные щеки, еще не веря в то, что случилось.

      Она шепчет:

      – Ты же говорил, что будешь жить всегда, пока я буду хотеть этого. Я хочу, папа. Папочка. Живи! Живи пожалуйста…

      Ее слезы капают на его лицо. Но это только в сказках слезинка ребенка может изменить целый мир. А сказка в тот день кончилась.

***

      Только на этом моменте оболочку мучительного сна удалось прорвать и выбраться из него в реальность. Я лежала в кровати, по щекам еще текли слезы, а сердце колотилось, как птичка в клетке. Ненавижу, когда мне снится такое. К сожалению, этот кошмар повторялся все чаще и чаще.

      За окном уже светало. Я понимала, что больше не засну, так что вылезла из кровати, чем невольно разбудила Вольдемара. Он возмущенно крякнул, взглянул в окно, понял, что я вскочила ни свет ни заря, и проворчал:

      – Опять тебя твой смартофон разбудил?

      Поднимать меня по утрам точно в назначенное время Вольдемар считал своей обязанностью и привилегией на протяжении вот уже десяти лет, так что недавно ужасно надулся, когда я продемонстрировала ему, как работает будильник на только что купленном телефоне, и начал ужасно ревновать меня к разного рода умной технике.

      – Нет. Кошмар приснился. Спи. Я на кухне посижу.

      Он ехидно посмотрел на меня своим черным, как уголь, глазом.

      – Какое спи, когда солнце уже встало?

      Пока я приводила себя в порядок в ванне, Вольдемар уже успел выдрессировать кухонную технику, к которой я сама еще не успела привыкнуть. Насколько у него было плохо с восприятием электроники, настолько же хорошо он научился орудовать всем, что имело отношение к готовке. Конечно, творить кулинарные шедевры он не мог – да и дома этим занималась повариха – но к моменту, когда я пришла на кухню, там уже были готовы тосты и кофе. Не знаю, осилил бы Вольдемар яичницу, но ее он готовить отказывался чисто по идеологическим соображениям.

      Первым делом, я подошла к календарю и зачеркнула вчерашний день. Девятый по счету. До заветной отмеченной галочкой цифры оставалось еще две недели. Конечно, меня ничего не подгоняло. Я могла прожить тут и дольше, но когда уезжала, то оптимистично обещала дому вернуться через две-три недели, а свои обещания я еще ни разу не нарушала. Правда до этого у меня не было повода их давать.

      Я