Исаев-Штирлиц. Книга 6. Третья карта. Юлиан Семенов

Только русскими. Если бы вы были русской подданной, мы бы завели на вас карточку и вошли в сношение с немецкими властями.

      – К кому я могу обратиться, господин Богданович? Посоветуйте мне, пожалуйста…

      – Когда мы обращались за помощью к украинцам, они не считали своим долгом помогать нам советом, госпожа Прокопчук.

      – Я обращаюсь к вам как мать…

      – В наш век, увы, следует разграничивать и это понятие.

      – Матерь божия была одна, – сказала Ганна, чувствуя, что сейчас снова заплачет. – Разве можно в чем-либо винить матерей?

      Богданович озлился, лицо его снова как-то неуловимо дрогнуло.

      – Тех, которые оставляют своих детей, да.

      Ганна поднялась – резко, словно ее ударили:

      – Мне казалось, что в газете работают интеллигентные люди.

      – Вы не ошиблись. Интеллигентные люди имеют право и обязаны отстаивать свою точку зрения. Повторять общепризнанное – удел черни. У вас все?

      – Да. У меня все. Я хочу сказать вам на прощание, что бог накажет вас за вашу черствость, господин Богданович.

      – Мне отмщение, и аз воздам. – Богданович тоже поднялся, после того как цепко и ернически оглядел фигуру женщины. – Честь имею.

      Ганна шла к выходу, чувствуя на спине, шее, ногах, на волосах, уложенных без этого омерзительного, ставшего модным перманента, неотрывный взгляд Богдановича.

      «Сейчас он окликнет меня, – подумала женщина, взявшись за медную холодную ручку, чересчур дорогую и вычурную на плохо окрашенной, потрескавшейся двери, – я знаю, что он сейчас скажет».

      – Госпожа Прокопчук… – Богданович кашлянул негромко.

      – Да, – ответила Ганна, не оборачиваясь.

      – Вы можете оставить свой телефон. При случае я постараюсь обговорить ваш вопрос с немецкими властями.

      Ганна медленно повернула голову, и взгляды их встретились.

      – Я оставлю мой телефон представителю немецкой власти, – ответила Ганна, – мне не нужны посредники.

      Богданович усмехнулся:

      – Как знаете. Во всяком случае, принимая решение, они обратятся ко мне за консультацией.

      – Так ведь я украинка…

      – Как же, как же… Но украинского отдела в Париже нет, слава богу. Так что решайте. Мне, во всяком случае, было бы любопытно навестить вас.

      …Два года назад, когда Ганна решила принять приглашение, пришедшее из Парижа, и уехала от Ладислава и мальчиков, муж сказал, что будет считать ее отъезд окончательным разрывом, и она устало согласилась с этим, потому что бесконечные ночные разговоры (попытки объяснить ему, что едет она не из-за прихоти и не потому, что ищет каких-то новых ощущений, а лишь по необходимости работать) до того утомили обоих, что стало ясно – прежнее, привычное, принадлежащее только им двоим кончилось, ушло безвозвратно.

      В Париже она находила вначале счастье и спокойствие в творчестве: работала в огромной архитектурной мастерской, и проекты ее вызывали восторг у коллег. С первого гонорара она отправила деньги в Краков и письмо Ладиславу – доброе, грустное, с просьбой приехать с мальчиками в Париж. Считала дни, раскрашивая их в разные цвета.