Моя кузина Рейчел. Дафна Дюморье

к дверям. – У меня полно дел в имении, и почти весь день меня не будет дома.

      Не сводя с меня глаз, она собрала цветы.

      – Кажется, ты расстроен, – сказала она.

      – Я не расстроен, – ответил я. – Просто мне надо побыть одному.

      Луиза покраснела и отвернулась, а я почувствовал угрызения совести, которые сразу просыпаются, стоит мне кого-нибудь обидеть.

      – Извини, Луиза, – сказал я, гладя ее по плечу. – Не обращай на меня внимания. Я благодарю тебя за то, что приехала, за цветы, за предложение остаться.

      – Когда я теперь увижу тебя и услышу что-нибудь о миссис Эшли? – спросила она. – Ты же знаешь, как мне не терпится обо всем узнать. Если папе станет лучше, мы, конечно, приедем в воскресенье в церковь, но весь завтрашний день я только и буду думать… мне будет интересно…

      – Что – интересно? – спросил я. – Не швырнул ли я мою кузину Рейчел через мыс? Очень возможно, если она уж слишком доведет меня. Послушай, ради того, чтобы удовлетворить твое любопытство, я приеду завтра в Пелин и все изображу тебе в лицах. Ты довольна?

      – Это будет замечательно, – улыбаясь, сказала Луиза и вышла искать Сикома и вазы.

      Я отсутствовал все утро и вернулся около двух пополудни. После нескольких часов, проведенных в седле, меня мучили голод и жажда, и я утолил их куском холодного мяса и кружкой эля. Луиза уже уехала. Сиком и слуги обедали на своей половине. Я стоял один в библиотеке и жевал хлеб с мясом. В последний раз один, подумалось мне. Вечером она будет здесь, в этой комнате, или в гостиной – неведомый, враждебный призрак – и наложит свой отпечаток на мои комнаты, на мой дом. Она бесцеремонно вторглась в мою жизнь. Я не хотел ее приезда. Не хотел, чтобы она или любая другая женщина с въедливыми глазами и цепкими пальцами нарушала атмосферу, интимную и сугубо личную, близкую и понятную одному лишь мне. Дом притих, все молчало, и я был его частичкой, был связан с ним, как некогда Эмброз, а теперь его тень. Мы не хотели, чтобы кто-то чужой нарушал здесь тишину.

      Я обвел взглядом комнату, как будто на прощание, затем вышел из дома и углубился в лес.

      Рассудив, что Веллингтон с экипажем будет дома не ранее пяти часов, я решил возвратиться в начале седьмого. С обедом могут и подождать. Сиком имел распоряжение на сей счет. Если она проголодается, ей придется потерпеть до возвращения хозяина дома. Я не без удовольствия представил себе, как она в полном одиночестве сидит в гостиной, расфуфыренная в пух и прах, надутая от важности, и никто не приходит к ней с поклоном.

      Дул сильный ветер, лил дождь, но я шел все дальше и дальше. Вверх по аллее до перепутья Четырех Дорог, на восток, к границе наших земель, затем снова через лес и на север, к дальним фермам, где я еще немного потянул время в разговоре с арендаторами. Через парк, западные холмы и, когда уже начали сгущаться сумерки, наконец к дому по Бартонским акрам. Я промок до костей, но мне было все равно.

      Я открыл дверь и вошел в холл, ожидая увидеть следы приезда – коробки, чемоданы, дорожные пледы, корзины, но все было как обычно, ничего лишнего.

      В