Прямо сейчас. Виктор Филимонов

всегда дует ветер, мир прозы уютен и привычен. Я говорю не о стихах и прозе, как возможных формах текста, а об образной составляющей, о «форме сло-ва», творящей параллельную, магическую, поэтическую реальность.

      «Если мы захотим создать определение «поэтического» и вообще «художественного» восприятия, то, несомненно, натолкнемся на определение: «художественное» вос-приятие – это такое восприятие, при котором переживается форма»¹. (Шкловский В. Б. Гамбургский счёт: ствтьи – воспоминания – эссе 1914 – 1933, М., Советский писатель, 1990, С. 34)

      Переживание формы возможно только «на ветру», там, где она ещё не устоялась, не покрылась «панцирем повседневности», где мы прямо сейчас читаем, смотрим и слушаем, а не узнаём знакомое и не вспоминаем известное.

      Миры поэзии и прозы разделяет стена. Это стена нашего дома. В ней есть двери. Мы выходим через них и каждой клеточкой своей чувствуем ветер, и солнце, и звуки, и запахи. Мы заходим обратно, и с закрытыми глазами находим ложку и смотрим телевизор.

      Миры внутри и снаружи ничем не отличаются друг от друга, однако нам представляется, будто мы знаем один из них очень хорошо и можем быть уверены в его незыблемости.

      То и другое – суть один огромный волшебный мир. Здесь и там – одни законы.

      «Слово, теряя форму, совершает непреложный путь от поэзии к прозе»². (Потебня А. А., Из записок по теории словесности. Цит. по Шкловский В. Б. Гамбургский счёт: статьи – воспоминания – эссе 1914 – 1933, С. 35)

      Путь этот тысячекратно пройден. От восторженных молодой верой песен о «древлем израиле, веселыми ногами пешешествующем» до солидного и стандартного «Бог в помощь», в котором кажется не осталось ничего от Того-Кто-Есть-Любовь. Но что-то сдвигается в Мире, когда этой фразой случайный грибник приветствует в лесу влюблённую парочку.

      В. Филимонов

      Автор выражает глубокую благодарность Льву Хабарову за понимание, чутьё и интуицию, а также Сергею Воробьеву, Олегу Мильдеру и Дмитрию Тарасову за помощь в подготовке книги.

      Профессиональные танцы

      Танец первый

      Тёмное синее небо над синим таинственным лесом.

      Огромные жёлтые звёзды. Много звёзд и Луна жёлтым сыром дырявым над серым болотным туманом висит себе. Ей хорошо.

      Тепло. Тихо. Ни звука, ни ветра, ни вздоха кикимор. Всё спит.

      Птица ночная огромная чёрная из темноты в темноту, подобно колибри с цветка на цветок, порхает бесшумно – сама темнота.

      Чу! Между синих холмов, тёмных корявых фантазий болотных туманов, случайного блеска воды в лунном свете, ужиком жмётся к земле, вьётся серебряной лентой, дождиком ёлочным новогодним, дорога. Железная. Рельсы сияют холодным, спокойным, разумным.

      Медленно движется поезд, мягко по рельсам ступая, стуком колёс не вторгаясь в таинственный сон естества – расписание дело серьёзное.

      Машинист напряжённо глядит в темноту, словно ждёт прихода оттуда ответа на главный вопрос. Какой – неизвестно, но главный.

      Кочегар застыл неподвижно. Рот открыт и глаза – он не здесь, он слушает музыку топки.

      Мерным гуденьем огонь поёт свою песню о вечном мгновении.

      Вот оно!

      Оба приходят в движение.

      Машинист что-то крутит и тычет куда-то руками, и рычаги какие-то тянет.

      Кочегар лопату хватает

      И бросает, бросает, бросает

      Уголь в топку, и в топку, от нетерпения топая.

      Машинист включает гудок. Звук огромный ревёт и рвёт сонные грёзы в лохмотья.

      Птица чёрная крыльями хлопает. Кикиморы воют, к гудку паровозному терции строят сверху и снизу, и кварты, и сексты, и прочие интервалы.

      Рельсы стонут протяжно. Из леса Некрасов кричит про стоны и песни. Поезд мчится быстрее, быстрее, из трубы вырывается пламя, оранжево-жёлтое знамя.

      Жёлтые звёзды мохнатые, синее небо горбатое.

      Машинист вытирает фуражкой лицо, рука – на плече кочегара.

      Кочегар вытирает лопатой живот, рука – на плече машиниста.

      Серьёзная радость на лицах.

      Стоя боком друг к другу, рука на плече у другого, смотрят вперёд, в темноту.

      И начинается танец.

      Правой ногой налево, левой ногой направо.

      Так повторяют снова и снова, справа – налево, слева – направо.

      На левой ноге приседают, правую в сторону тянут. Потом приседают на правой, левую в сторону тянут.

      Пяткой по полу стучат каждый раз и кричат радостно, яростно, зычно.

      Колёса стучат ритмично. Гудок поёт мелодично. Кикиморы строят прилично.

      Звук, отражаясь от синего леса, в синее небо возносится, сверкающей пылью и звоном хрустальным на звёзды расходится.

      Тише и тише поёт, но не стихает совсем.