33 принципа Черчилля. Дмитрий Медведев

на восток, и «положение Польши, Чехословакии и Австрии, а также прочих соседних государств изменится коренным образом». Отныне эти «страны живут под мерцающей тенью самого страшного меча, который когда-либо выковала рука человеческая», – предупреждал Черчилль весной 1936 года. Его слушали, но не слышали. Более того, как вспоминают очевидцы, «какими бы эффективными ни были выступления Уинстона, на самом деле они лишь причиняли вред», усиливая «всеобщие сомнения в здравомыслии» британского политика⁵. Но Черчилль оказался более здравомыслящ, чем многие осуждающие его коллеги. В марте 1938 года к Третьему рейху присоединилась Австрия, в сентябре – с согласия лидеров Британии и Франции был легализован раздел Чехословакии, на 1939 год пришелся удар по Польше.

      Выступления Черчилля против милитаризации Германии вкупе с анализом социальных изменений после окончания Первой мировой войны стали нечто большим, чем простое публичное осуждение политики умиротворения. От критики гауляйтеров и рейхсминистров Третьего рейха, которые «попирают основы христианской морали, черпают вдохновение в варварском язычестве, пропагандируют агрессию и жестокость, манипулируют людьми с помощью репрессий и получают извращенное удовольствие от бессмысленного кровавого насилия», Черчилль переходит к разоблачению нацизма с его «жестокостью и нетерпимостью, всеразрушающей ненавистью и постоянным стремлением к бряцанию оружием». «В своей деловитой жестокости и свирепой агрессии» нацистский режим «превзошел все виды человеческой низости». Нацизм «совершает преступление, имени которому нет».

      Британский политик идет дальше и обобщает свои рассуждения, позиционируя себя как яростного и последовательного борца с «тиранией, какую бы форму она ни принимала». Он делает себе имя как противник диктатуры и тоталитарного государства, когда «все думают одинаково, когда никто не выступает с критикой, а обращение внимания на очевидную ошибку или просчет клеймится как ересь или преступление»; когда «уважаемые пасторы, справедливые судьи, всемирно известные ученые и философы, способные государственные деятели и независимо мыслящие граждане подвергаются нападкам, издевательствам, угрозам и зверствам со стороны вооруженных хулиганов, противостоять которым смертельное преступление». В своих статьях и речах Черчилль изобличал режим, «еще неизвестный вчера», но создавший сегодня такие условия, что все несогласные с ним заключаются в концентрационные лагеря. Он с ужасом наблюдает, как тоталитаризм проникает во все сферы человеческой жизни, падая «тенью всемогущего государства между родителем и ребенком, мужем и женой», друзьями и коллегами, между священником и прихожанином, даже между верующим и Богом. Крестовый поход Черчилля объяснялся тем, что в «концепции тоталитарного государства» он видел «угрозы и вызовы всем общечеловеческим ценностям». «На протяжении веков нас учили воспринимать свободу как самую драгоценную вещь, – писал он в своих