Твой восемнадцатый век. Натан Эйдельман

вот-вот убьют… Тут, однако, является Елизавета, переодетая в мужской костюм (позже она часто станет на балах повторять этот «маскарадный номер», настаивая, чтобы и другие дамы «следовали ее примеру»: хитрость была в том, что дочери Петра мужской наряд был к лицу, толстым же фрейлинам и камергершам – отнюдь не всегда)…

      Итак, является Елизавета и объявляет «царям» из Брауншвейгского семейства, что они больше не цари, но – жить будут…

      «Молчите, пламенные звуки…»

      Так представлял Ломоносов политику новой царицы, которая велит молчать «пламенным звукам», то есть войне (в конце правления Анны Иоанновны шла война с Турцией; Анна Леопольдовна воюет со Швецией).

      Молчите, пламенные звуки,

      И колебать престаньте свет:

      Здесь в мире расширять науки

      Изволила Елизавет.

      Радость Ломоносова, конечно, и радость Крашенинникова: в той же знаменитой ломоносовской «Оде на день восшествия… Елизаветы Петровны» ученый-поэт напоминает новой царице, какими удивительными землями и богатствами она владеет. В стих попадают и те самые края, реки, моря, которые пересекал Степан Петрович в минувшем 1741 году.

      Хотя всегдашними снегами

      Покрыта северна страна,

      Где мерзлыми борей крылами

      Твои взвевает знамена,

      Но Бог меж льдистыми горами

      Велик своими чудесами:

      Там Лена чистой быстриной,

      Как Нил, народы напояет

      И бреги наконец теряет,

      Сравнившись морю шириной.

      Поэт воображает невообразимую Сибирь:

      Охотник где не метил луком,

      Секирным земледелец стуком

      Поющих птиц не устрашал.

      Как положено в поэзии, Ломоносов гиперболизирует, преувеличивает (впрочем, в Петербурге и сто лет спустя верили, будто по улицам Тобольска, Якутска, Иркутска так и бегают соболя!). Однако дело не в скучной точности, а в идее! Новая царица хоть и не знает никакой географии, но по ее приказу «премудрость» скоро должна проникнуть даже в те края, где Крашенинников провел четыре славных года.

      Невежество пред ней бледнеет.

      Там влажный флота путь белеет

      И море тщится уступить:

      Колумб российский через воды

      Спешит в неведомы народы[2]

      Твои щедроты возвестить.

      Там, тьмою островов посеян,

      Реке подобен океан[3],

      Павлина посрамляет вран.

      Там тучи разных птиц летают,

      Что пестротою превышают

      Одежду нежныя весны;

      Питаясь в рощах ароматных

      И плавая в струях приятных,

      Не знают строгия зимы.

      Опять преувеличение, «смягчение» истины, но оно открывает нам, как же доволен Ломоносов событиями 25 ноября 1741 года! А Крашенинников, узнав новость в Иркутске, вероятно, жалеет, что он – не в Петербурге: сибирские дороги длиннее, чем

2

Ломоносов говорит об экспедиции А. И. Чирикова, достигшей западных берегов Северной Америки.

3

Речь идет о Курильских островах и Курильском океанском течении.