Все вечеринки завтрашнего дня. Уильям Гибсон

из практических соображений и установленного факта, что, если максимальное время просмотра будет длиться чуть дольше, детишки со всех дебильных задворков мира начнут на спор трахаться перед камерой. Вам и так доставалось определенное число голых задниц и прочих частей тела. Или еще привычней, как этот урод из пражского захолустья, который, как раз когда Райделл выходил проверить поребрик, выставил напоказ в камеру средний палец – знак, понятный всему миру.

      – И тебе того же туда же, – ответил Райделл неизвестному чеху, прикрепляя на пояс неоново-розовую сумочку с эмблемой «Счастливого дракона», которую он должен был по контракту таскать с собой во время дежурства.

      Вообще-то он не возражал, хотя сумка и выглядела дерьмово, натуральный кенгурятник; зато она была пуленепробиваемой, с выдвижным нагрудным кевларовым «слюнявчиком», который можно было закрепить вокруг шеи, если дела шли совсем плохо. Однажды некий обдолбанный в дым клиент с керамическим кнопарем попробовал пырнуть Райделла прямо в логотип «Дракона», – и это на второй неделе работы! – после чего Райделл даже как-то сдружился с несуразной штуковиной.

      Он повесил памятный кнопарь на стену в своей комнате над гаражом миссис Сикевиц. Они нашли нож под стеллажом с арахисовым маслом, после того как парни из ДПЛА, Департамента полиции Лос-Анджелеса, забрали нелинейщика. У кнопаря было черное лезвие, как будто из отпескоструенного стекла. Райделлу нож не нравился: лезвие из керамики давало странную балансировку и было такое острое, что он успел уже дважды порезаться. Хрен знает, что с этим ножом делать.

      Сегодня ночью проверять на поребрике было почти некого. Неподалеку стояла молодая японка с ошеломительно длинными ногами, торчавшими из еще ошеломительнее коротких штанишек. Ну, вроде как японка. В Эл-Эй Райделл понял, что разницу здесь уловить очень трудно. Дариус как-то сказал, что гибридная стать нынче ходовой товар, и Райделл решил, что он прав. Эта девица – сплошные ноги! – была почти с Райделла ростом, а ему казалось, что японцы обычно пониже. Но кто его знает, может, она выросла здесь, как перед этим выросли ее предки, и местная пища сделала их высокими. Он слыхал о подобных случаях. Но нет, решил он, приближаясь, дело в том, что это вовсе не девушка. Занятно, как это всегда улавливаешь. Ведь ничего такого, чтобы на поверхности. Словно ты и рад бы оценить все ее усилия быть девушкой, рад бы поверить, но подсознательно улавливаешь некий сигнал, типа, мол, телосложение не то.

      – Эй, – сказал он.

      – Хочешь меня согнать?

      – Ну, – сказал Райделл, – мне положено.

      – А мне положено стоять здесь на улице и втюхивать минет старым потасканным пердунам. В чем разница?

      – Ты вольный стрелок, – наконец сформулировал Райделл, – а я получаю зарплату. Приспичит тебе прогуляться по улице минут двадцать, так никто тебя за это не уволит.

      Он чувствовал запах ее парфюма сквозь сложную смесь ядовитых газов в воздухе и призрачный аромат апельсинов, витающий здесь порой по ночам. Где-то рядом цвели апельсиновые