Говорящие дома. Елизавета Никитина

сияет черное пятно. Наконец, я рывком выдергиваю ящик и достаю из него старый, потрепанный журнальчик. Он был перечитан мной десятки раз. Расстелив его на столе и поставив на него тарелку с жидким супом, я достаю из шкафа чистую ложку и протираю ее еще раз рубашкой. Со мной живут мыши. Эти существа появились у меня давно, а так как отрава не помогла, они стали моими сожителями. Только теперь приходится хранить все вещи в большом шкафу на верхних полках. По крайней мере, туда они точно не доберутся. Подтянув к столу табуретку и присев на нее, я разломал краюшку хлеба над тарелкой. Крошки посыпались в нее.

      Вскоре, покончив с обедом, я посмотрел на настенные часы и обнаружил, что уже пора. Вместо двери, ведущей в мою комнату, была занавеска. Пестрая, с цветами. Она прикрывала вид на маленькое помещение, куда вмещалась только кровать и тумбочка. Отодвинув рукой занавеску, я стал выдвигать ящики, роясь в них.

      – Куда же она делась? – слышал я свой скрипучий голос. Иногда моя привычка говорить вслух брала надо мной верх. Как только не заговоришь, пожив в одиночестве не один год. – Вот родимая…

      Я достал газету. Сегодня был ее последний день. Каждое воскресенье я брел к одному ларьку и на свою пенсию покупал газетку. А сегодня как раз воскресенье. Но, надевая чепчик и беря в руку трость, прежде надо было отправиться не туда…

      Выйдя из дома и поковыляв вдоль аллеи, я брел мимо кустов и деревьев, высаженных по бокам и тянущихся далеко вперед. Тут же на скамейках сидели люди разных возрастов: старики, мужчины, мамы с детьми. Я пошел прямо к детской площадке, которая находилась в конце аллеи. Там, на скамейке неподалеку, сидел мужчина, разговаривая по телефону. Я подковылял к нему и, приподняв шляпу, произнес:

      – Присяду?

      – М-х, – быстро кивнул он, продолжая рассказывать кому-то на том конце трубки, как именно надо заполнять бумаги. Временами его голос то поднимался на крик, то опускался на угрожающий шепот.

      Я стряхнул со скамьи невидимые крошки рукой, аккуратно приседая сбоку и доставая газетку. Она была сложена в несколько раз и громко шуршала при разворачивании.

      – Да я на улице, поэтому так шумно. Ты мне тут не ёрничай! – пропыхтел в телефон мужчина.

      Я развернул газету и стал читать ее, периодически поглядывая на детскую площадку. Там резвились дети, пинали мяч, бегая друг за другом и крича что-то. Я улыбнулся, глядя на то, как две девочки спорили между собой, кто выше раскачается на качелях. И когда они подлетали слишком высоко, то кричали, веселясь.

      – Да не слышу я тебя, в ушах уже звенит! Тут дети кричат, сейчас я перейду в другое место, – заворчал мужчина, сидящий рядом. Он тяжело поднялся и, с усталым видом, все еще ругаясь с кем-то по телефону, побрел куда-то вперед.

      Я продолжил чтение газеты, однако мне почему-то стало жалко этого мужчину. Молодой еще совсем, вся жизнь впереди, а ничему порадоваться уже и не может. Детское веселье для него лишь шум, а сам только и делает, что ругается с кем-то. Я вдохнул и опять обратил свой взгляд на газету. Зрение уже совсем не то, и в очках еле вижу буквы, а написано и не мелко.

      Я совсем отвлекся, когда вдруг услышал какой-то грохот. Мимо меня прошла одна из мамочек с коляской, и оттуда вывалились какие-то вещи. Женщина быстро подняла все и, проверив ребенка, дальше медленно покатила коляску. И тут я обратил внимание на карапуза, который смотрел на меня своими большими глазами и недоуменным видом. Я приподнял шляпу на голове и, улыбнувшись, помахал ею ему. Малыш улыбнулся и показал свои несколько зубиков. Он смотрел на меня, пока коляска не свернула за угол.

      – Какой прелестный малыш…

      В тот день у меня не сходила с лица улыбка. Не знаю почему, но мне так нравилось смотреть на этого ребенка. Да и на остальных тоже, ведь дети такие радостные. Они могут передать это чувство и другим. Я думаю, что они не обидятся, если я тоже займу у них немного радости.

      Говорящие дома

      Почти что на конце земного шара был маленький городок. Он казался совсем одиноким, окруженный золотистыми полями с пшеницей. О его стены бился ветер, который поднимал пыль по улочкам и сносил шляпки девушек. А его дороги протаптывали прохожие, пиная попадавшиеся мелкие камешки. А его дома подвергались оклеиванию листовок множество раз.

      Именно такое жилище и стояло прямо в центре городка. Этот дом приветливо, но немного застенчиво улыбался прохожим, каждый раз, когда они кидали на него взгляды

      –Добрый день!… Приветствуют вас!… Прекрасная погода, дружище!.....

      У него был желтый фасад, а крыша сияла ярко-красным оттенком. Окошки с блеском на стеклах оглядывали всё что происходило на улице. Его огромная, парадная дверь, которую, чтобы сдвинуть надо прилагать немыслимые усилия, скрипела каждый раз, когда ее пытались отворить. В доме было два этажа, хоть и маленьких, но достаточно величественных. А снизу вились зигзагами кусты с цветами.

      –Приятного дня! – в очередной раз улыбнулись окошки какому-то прохожему

      –Хо-хо-хо. Вы только на него посмотрите. Взгляните, взгляните – донёсся до него шепот- Что он из себя строит. Боже правый

      Это