Прописи войны. События, которые становятся судьбой. Сергей Прокофьевич Пылёв

в ресторан. Кажется, «Кахелеби»? Я потом расскажу, что мы там ели!

      И добавила тихо, почти заговорщицки:

      – Ты только, как в квартиру зайдешь, не пугайся…

      Георгий Владимирович напрягся:

      – Я что, не знаю, как с собаками надо обращаться? К тому же ваш Джек всего-навсего трехмесячный щенок! Какие проблемы?

      Таксист всю дорогу горячечно, сбивчиво говорил, сколько его друзей суматошно «рванули» на Запад, а кое-кто так даже во Вьетнам, чтобы не попасть под частичную мобилизацию.

      Только было непонятно, он им сочувствовал или осуждал?

      В любом случае, Георгий Владимирович первый раз в своей постстуденческой жизни не заплатил таксисту свыше тарифа. Ну, вот не захотелось!

      Подходя к тому самому дому (вполне приличной свежей панельке с бодрой весенней сине-бело-зеленой расцветкой высотных стен), в котором еще недавно жила в съемной квартире его дочь с этим шустрым не в меру Костиком, Шаталов строгим, даже сердитым взглядом бдительно нашел их окна на неблизком тринадцатом этаже. И неожиданно сделал для себя достаточно убедительный вывод: никакого истошного лая Джека не было и в помине. Ни лая, ни подвывания, ни скулежа.

      Георгий Владимирович уже было хотел вернуться восвояси, но разумно передумал.

      «Все же надо подняться. Мало ли что?»

      Его решение не смог поколебать даже тот факт, что здешний лифт, увы, не работал. Так уж почему-то у нас водится именно в новых домах. То лифт здесь намертво станет на месяц-другой, то воды неделями нет, то мусоропровод на замок закроют или вовсе заварят его люк корявой змейкой наскоро наложенного шва.

      Прежде чем начать свое малоприятное альпинистское восхождение на достаточно высотный для него этаж, Георгий Владимирович еще раз бдительно прислушался. Да, Джека не слышно. Зато со всей звуковой очевидностью некие жильцы отчаянно и гадко ругались, сопровождая свои изысканно матерные крики судорожным грохотом непонятного происхождения. Одним словом, невидимые миру слезы лились ручьями за окрашенными в веселые тона подъездными стенами.

      На седьмом этаже Георгий Владимирович долго стоял, прижавшись плечом к стене.

      И вот наконец он возле квартиры, в которой еще недавно жили Маша с Костиком. Джек явно безмолвствовал. Не скулил, не скребся лапами в могучую железную дверь, какой самое оно закрывать вход в убежище, рассчитанное на прямое попадание атомной бомбы.

      Георгий Владимирович из последних сил машинально позвонил в дверь и уныло усмехнулся. Никаких эмоций со стороны Джека опять-таки не последовало.

      Тем не менее, когда он с третьего, вернее даже с пятого раза наконец заставил ключом сработать непривычный замок с разными особыми секретами, Шаталов увидел перед собой то, что менее всего ожидал. Вернее, вовсе не ожидал. И ни при каких усилиях своей достаточно богатой профессорской фантазии додуматься до подобного казуса не мог бы.

      В коридоре перед ним с Джеком на руках стоял человек. И это был явно молодой человек. Джек, коричнево-белый щенок французского эпаньоль-бретона, лежал в какой-то странной позе.