Отвергнутая. Екатерина Шитова

а потом рыдала в подушку от собственного бессилия.

      – Она у меня не только сына, она у меня полжизни вместе с ним забрала! – жаловалась она мужу.

      Алексей гладил Прасковью по худой вздрагивающей спине.

      – Она как лучше хотела. Она о Феденьке заботится больше, чем о ком-либо. Да и целый год она его, совсем крохотного, нянчила, ночами не спала, когда он болел. Нам её благодарить надо!

      Прасковья качала головой и отворачивалась от Алексея. Он, как всегда, не понимал её.

      И вот теперь Феденька улыбался ей так, будто осознал, что она его мама, которая любит его больше всего на свете и способна на всё ради него.

      – Иди ко мне, малыш! – прошептала Прасковья и протянула руки к сыну.

      Тот замешкался, а потом отложил недоеденную краюшку, снова улыбнулся и протянул к ней свои ручонки. Прасковья схватила его, прижала к груди, жадно вдохнула его сладкий детский запах и проговорила:

      – А хочешь, Феденька, мы с тобой убежим от всех! Побежим далеко-далеко – только я и ты! Хочешь?

      Мальчик засмеялся, решив, что это игра, и радостно закивал головой. Прасковья же, обезумев от счастья, бросилась в свою спальню, распахнула настежь окно, опустила Феденьку на землю и вылезла следом за ним. Подхватив мальчика на руки, она выбежала со двора через заднюю калитку и бросилась бежать по узким улочкам, виляя между домами. Выбежав за пределы села, Прасковья присела в траву отдохнуть.

      – Сейчас дух переведу, Феденька, и отправимся мы с тобой в соседнюю деревню. У матери там сестра живёт, переночуем у неё, а потом дальше побежим.

      Она с улыбкой взглянула на сына и тут же переменилась в лице. Феденька плакал, вытирая кулаками слёзы с пухлых щёчек.

      – Что же ты плачешь, сыночек? Мама же здесь, рядом с тобой! – воскликнула Прасковья и принялась целовать заплаканное личико ребёнка.

      – Баба! К бабе хочу! – захныкал мальчик, рот его скривился, и слёзы хлынули из глаз.

      – А как же мама? Мы же с тобой хотели убежать далеко-далеко? Ты и я! – попыталась уговорить сына Прасковья.

      Но мальчик не слушал её, он плакал навзрыд, а потом принялся капризно колотить её ручками, пинать ножками.

      – Нет, нет, нет! Баба! Хочу к бабе! – кричал он.

      И Прасковья, видя искренние страдания сына, сдалась. Она встала, взяла его на руки и пошла к селу. Прижимая Феденьку к груди, она шептала ему на ухо:

      – Не плачь, сейчас мы придём домой, и ты увидишь свою бабу. Уже почти пришли!

      Слёзы катились у Прасковьи из глаз, она смахивала их рукой и шла вперёд. Ей было тяжело, но она держала спину прямо, гордо неся в душе своё очередное жизненное поражение.

      – Куда ты его носила? – закричала свекровь, едва Прасковья переступила через порог. – Выкрасть хотела? А ну, признавайся!

      – Хотела, да перехотела, – спокойно произнесла Прасковья, – тише, а то разбудишь! Уснул он на полдороге.

      Она передала Акулине спящего Феденьку. Та аккуратно взяла мальчика, прижала его к груди, поцеловала в лоб, а потом отнесла