Секретный архив майора Пронина. Лев Овалов

Пронин. Никогда. Запомните, в Корее у вас есть верный товарищ. Друг.

      – А у вас – в Москве!

      Пронин оставил Киму свой домашний адрес.

      В тот же вечер Ким написал письмо в Москву, в Кремль – в патетическом духе, придирчиво выбирая русские слова:

      «Дорогой товарищ Сталин! Ваш посланец – генерал Пронин – оказал народу Кореи неоценимую помощь. Заговор империалистов полночью разоблачен, а их кровавые замыслы сорваны. Искренне благодарю вас за товарищескую поддержку. Мы продолжаем борьбу! И будем бороться, пока солнце социализма не воссияет над всей Кореей – свободной, как наше красное знамя!»

      Сталин улыбнулся, прочитав эти строки. «Думаю, он удержится, этот товарищ Ким. А наших товарищей с Лубянки надо наградить. И генерал Пронин опять не сплоховал… Я уже не раз слышал эту фамилию».

      Найти святого Луку!

      Об этой истории сложено немало небылиц. Наш герой не любил афишировать своё участие в расследовании музейной кражи, которых, как известно, в Советском Союзе не было и быть не могло. Но теперь уже можно рассказать, как это было.

1

      Иван Николаевич Пронин почти не был знаком с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой. Иногда они пересекались на приемах, на больших праздниках, но так ни разу и не поговорили по душам. Конечно, он знал, что её шутливо, хотя и не без уважения, называли Екатериной Третьей, знал, что она здорово выручила Хрущёва во время борьбы с молотовской группировкой и даже считалась любовницей неукротимого Никиты Сергеевича. Правда, в это Пронин решительно не верил. Фурцева была красива, кокетлива, царь Никита, конечно, мог позволить себе иной раз взять ее за талию, похлопать по заднице – но не более. Никаких свиданий, совместных путешествий наедине у них точно не было. Потом Хрущева отправили в отставку. Многим казалось, что и Фурцева не удержится в министерском кресле. Но новый партийный бонза – Леонид Ильич Брежнев – проявил великодушие к обаятельной, хотя и стареющей даме. Она осталась королевствовать в своем министерстве и относилась к советской культуре как к собственной вотчине, в которой ей всё знакомо. И вот пригласила Пронина на тайную аудиенцию… Почему? Гадать Иван Николаевич не любил. На всякий случай он изучил её досье, имевшееся в конторе. Кроме амурных увлечений – никакого компромата. Разве что дочь свою она любила слишком рьяно – и со временем могла на этом поскользнуться. Но пока всё было чисто.

      Что ж, Пронин обрызгался бельгийским одеколоном, надел новый костюм – темно-серый, пошитый известным рижским портным, повязал галстук – и верный водитель Могулыч за пять минут доставил его в министерство культуры.

      Худой, как жердь, и сутулый, как знак вопроса, помощник Фурцевой встретил его у подъезда, подхватил и почтительно провел к кабинету. В его глазах Пронин прочитал испуг затравленного зверька: как будто началась война или его начальнице грозила неминуемая отставка… Если дело действительно в отставке – он вряд ли мог помочь. Тягаться с Брежневым и Косыгиным из-за прекрасной дамы, даже если она министр