Горькие плоды смерти. Элизабет Джордж

отступил от окна и попытался придушить эти мерзкие слова. Но они упрямо слетали с его губ, извергаясь наружу, как зловонная жижа из забитой канализации.

      – Сука – тварь – ублюдок – хватит вые… ться!

      Звякнул дверной звонок. Голдейкер подошел к домофону и открыл входную дверь, давая гостям возможность вызвать лифт. Затем с силой ударил себя, но не почувствовал боли.

      – Сраная тачка веселых долбое… в Робин Гуда! – вырвалось у него.

      Распахнув дверь, он быстро отошел в другой конец комнаты, а затем поднес запястье ко рту и впился в него зубами.

      Послышались их голоса, нежный – матери и с хрипотцой – Алистера. Он услышал, как мать сказала:

      – Все будет хорошо.

      Через несколько секунд они вошли к нему в квартиру.

      Каролина заговорила первой, озабоченная тем, что сын открыл им дверь подъезда, даже не спросив, кто это.

      – Уилл, милый, – сказала мать, – ты не должен этого делать, не зная, кто пришел к тебе. Это может быть любой. Тем более что в этой части города…

      Поняв, в каком он состоянии, она умолкла.

      Его глаза заморгали в три раза чаще обычного. Он схватился за живот, пытаясь удержать рвущиеся наружу непристойности – те били, как хлыст, предназначенный исключительно ей:

      – Сука – тварюга – падла – мокрощелка!

      Женщина не стала на него обижаться.

      Воскликнув «о, господи!», она бросилась к сыну через всю комнату и обняла. Уильям прижался к ней, но слова продолжали извергаться из него мерзкой блевотиной. Он отпрянул от матери и, шагнув к стене, начал биться о нее головой. Но отвратительные, гнусные слова продолжали слетать с его губ.

      Он услышал, как она сказала:

      – Дорогой, это всего лишь припадок. Это всего лишь слова. Ты не такой, как они, ты хороший. Но ты должен попытаться…

      Художник рассмеялся безумным смехом.

      – Е… ть во все дырки!

      – Неплохая идея, – услышал он голос отчима.

      – Не мешай мне, Алистер! – резко оборвала мужа Каролина. – Может, ты пока начнешь собирать его вещи? И даже отнесешь их в фургон?

      – Да где же они, его вещи? – спросил отчим. – Уилл, дружище, ты так ничего и не собрал? Или ты забыл, что мы с твоей матерью приедем за тобой?

      – Неужели ты не видишь, в каком он состоянии? – отозвалась его жена. – Придется… Или нет. Сейчас мы возьмем только кое-что из одежды, а Лили потом может прислать нам остальное. Я напишу ей записку. Кстати, почему ее здесь нет, Уилл? Где Лили?

      – Лили – сука е… ная, поет трубадур.

      Теперь Голдейкер едва ли не выкрикивал эти слова, и потому врезал кулаком по стене. Дизайнер почувствовал, как мать обняла его за плечи и попыталась отвести на середину комнаты, но он рывком высвободился и бросился в кухню. Там обязательно найдется нож, и тогда он сможет отрезать себе язык или хотя бы сделать себе больно. Он был уверен: только боль способна прекратить это мерзкое словоизвержение.

      – Прекрати, Уильям! – крикнула у него за спиной Каролина. Она следом