Стреляй! «Бог войны» (сборник). Юрий Корчевский

Толстяк вытер нож об одежду убитого.

      – За борт его, неча воздух отравлять, палубу прибрать.

      Разбойники схватили труп за руки и ноги и сбросили в воду.

      Деревянным ведром на веревке зачерпнули воды и ополоснули палубу. Я стоял в оцепенении – ведь этого человека можно было спасти. Если толстяк с легкостью убил своего раненого товарища, то и с нами может поступить не раздумывая более жестоко.

      Толстяк посмотрел на меня:

      – Этого в трюм, инструмент не трогать, отнести ко мне в кладовку. Я мыслю, этого можно дорого продать, у нехристей ученые и ремесленники в цене.

      Так, мои догадки, что нас продадут в рабство, получили подтверждения. В глубоком унынии я спустился вниз.

      – Ну, что там?

      Что я мог сказать в ответ?

      Молча пожал плечами и уселся в своем углу.

      Дни сменялись днями, о том, что настал новый день, мы узнавали, когда открывался люк и измученным людям бросали бурдюки с водой и сухой хлеб.

      После одной из ночевок один наш собрат по плену скончался. Он был самым пожилым из нас. Труп разбойники вытащили наверх и скинули в воду, мы слышали всплеск. Я потерял счет времени: часы у меня отобрали давно, и теперь мне оставалось тупо сидеть или лежать на дне трюма и с тоской вспоминать лучшие дни.

      Наконец раздался легкий толчок, качка прекратилась. Пристали, открылся люк – на палубе стояли вооруженные разбойники:

      – Выходи, кто живой!

      Люди стали подниматься по трапу на палубу. Тати споро вязали пленников в длинную вереницу – одна рука одного пленника привязывалась к руке другого. Затем нас погнали по сходням на берег и затолкали в сарай. Было уже темновато, но по дороге удалось разглядеть небольшое селение. Где мы – этот вопрос беспокоил всех пленников, мы тихо переговаривались, но усталость взяла свое, и мы улеглись на лежалую солому.

      Поутру проснулись от какого-то заунывного, протяжного крика. Мой сосед по веревке вздрогнул:

      – Да это же мулла ихний кричит, к молитве призывает, я раньше на купеческой ладье вниз по Волге – Итилю ихнему – ходил. Навидался басурман.

      Сердца многих испуганно екнули, оказаться в рабстве у своих плохо, но у мусульман во сто крат хуже, редко кто возвращался из татарского плена. Распахнулись створки ворот, в сарай вошли двое разбойников с судна и молодой татарин в длинном халате и тюбетейке. Отсчитали пять человек и увели. В полдень эти же люди увели еще десять человек. В сарае кроме меня оставалось шесть человек, но до вечера больше никого не уводили. Никто не разговаривал, всех занимала собственная судьба. Среди оставшихся почти все были бывшие купцы. Переночевали под урчание пустых животов. Утром, проснувшись от криков муэдзина, мы стали ждать своей участи.

      Ближе к полудню зашла вчерашняя троица – двое разбойников и татарин. От ворот разбойник выкликнул меня:

      – Лекарь, поднимайся, выходи!

      Я обвел взглядом остающихся в неволе: удастся ли свидеться?

      Во дворе стоял татарский мурза в зеленой чалме и богатом халате. Он о чем-то