Был ли Пушкин Дон Жуаном?. Александр Лукьянов

«Зеленая лампа». Собирались каждые две недели в доме Всеволожского на Екатерингофском проспекте, против Большого театра. Преобладала гвардейская офицерская молодежь – гусары, уланы, егеря. Но были и штатские, в их числе Пушкин и Дельвиг, которые, как и дилетанты-офицеры читали свои стихи, обменивались мнениями и спорили о театральных постановках, – все члены кружка были страстные театралы. Происходили разговоры и на политические темы, отражавшие тогдашнее всеобщее оппозиционное настроение.

      Заседания эти обычно кончались веселыми попойками – по-видимому, с участием актрис и веселых девиц, а затем, повесничая на улицах, отправлялся молодой поэт вместе с гусарами в веселые дома. Времяпрепровождение кружка Пушкин описывал в своем послании к Я. Толстому:

      Горишь ли ты, лампада наша,

      Подруга бдений и пиров?

      Кипишь ли ты, златая чаша,

      В руках веселых остряков?

      Все те же ль вы, друзья веселья,

      Друзья Киприды и стихов?

      Часы любви, часы похмелья

      По-прежнему ль летят на зов

      Свободы, лени и безделья?..

      Основную жизнь кружка составляло эпикурейское наслаждение жизнью, самозабвенный разгул, не считавшийся со стеснительными рамками светских приличий, картежная игра, «набожные ночи с монашенками Цитеры»:

      Здорово, рыцари лихие

      Любви, свободы и вина!

      Для нас союзники младые,

      Надежды лампа зажжена!

      Здорово, молодость и счастье,

      Заздравный кубок и бордель,

      Где с громким смехом сладострастье

      Ведет нас пьяных на постель!

      Так приветствовал Пушкин члена «Зеленой лампы» лейб-гвардии улана красавца «Дон-Жуана» Юрьева; таким же настроением проникнуты его послания и к другим членам кружка – к Всеволожскому, Щербинину, Мансурову.

      Свобода от светских приличий и стеснения, «страстей единый произвол» – вот что подразумевалось под свободой в кружке «Зеленая лампа». Именно тут, в компании Кавериных, Щербининых, Мансуровых и прочих прославленных кутил и повес, промелькнул для поэта бурный период бешеного разгула и упоения чувственными радостями, столь характерный для послелицейской жизни Пушкина в Петербурге. Наиболее яркое свое отражение это время нашло как раз в посланиях поэта к членам «Зеленой лампы», и именно этот кружок имел Пушкин в виду, когда впоследствии вспоминал в «Евгении Онегине»;

      И я, в закон себе вменяя

      Страстей единый произвол,

      С толпою чувства разделяя,

      Я музу резвую привел

      На шум пиров и буйных споров,

      Грозы полуночных дозоров:

      И к ним в безумные пиры

      Она несла свои дары

      И, как вакханочка, резвилась,

      За чашей пела для гостей,

      И молодежь минувших дней

      За нею буйно волочилась,

      А я гордился меж друзей

      Подругой ветреной моей.

      Каверин