Был ли Пушкин Дон Жуаном?. Александр Лукьянов

о богатырях, о чудищах, мертвецах, она вызывала у ребенка страх потерять любимого человека, усиливая тем самым сексуальную любовь мальчика к себе. Вспомните, как писал сам поэт:

      Ах! Умолчу ль о мамушке моей,

      О прелести таинственных ночей,

      Когда в чепце, в старинном одеянье,

      Она, духов молитвой уклоня,

      С усердием перекрестит меня

      И шепотом рассказывать мне станет

      О мертвецах, о подвигах Бовы…

      От ужаса не шелохнусь бывало,

      Едва дыша, прижмусь под одеяло,

      Не чувствуя ни ног, ни головы.

      Обычно страхи испытывают дети с очень сильным или преждевременно развитым сексуальным влечением. То, что Пушкин в раннем детстве любил свою бабушку, няню и сестру, направляя на них проявление своего несколько притупленного «либидо», не вызывает никакого сомнения. Все эти инфантильные склонности, будучи восстановленными при половом созревании, потом отразились в его взрослой жизни на выборе сексуального объекта.

      Няня поэта не только вызывала определенные сексуальные фиксации мальчика, но и явилась в чем-то вдохновительницей поэтического дара Пушкина. Есть у Пушкина незаконченный отрывок подтверждающий некоторую взаимосвязь поэтической Музы Пушкина и старой няни:

      Наперсница волшебной старины,

      Друг вымыслов игривых и печальных,

      Тебя я знал во дни моей весны…

      Являлась ты веселою старушкой

      И надо мной сидела в шушуне…

      Ты, детскую качая колыбель,

      Мой юный слух напевами пленила,

      И меж пелен оставила свирель,

      Которую сама заворожила.

      Это еще образ старой няни, но уже в ее руках волшебная поэтическая свирель. Пройдут года, и она опять приходит уже не к ребенку, а к отроку в виде эротически прекрасной Музы:

      Как мило ты, как быстро изменилась!

      Каким огнем улыбка оживилась…

      Вся в локонах, обвитая венком,

      Прелестницы глава благоухала;

      Грудь белая под желтым жемчугом

      Румянилась и тихо трепетала…

      Недаром Анна Керн с психологической проницательностью заметила, что Пушкин любил по настоящему только двух женщин – няню и сестру. Детские воспоминания о нежности окружавших маленького Сашу лиц энергично содействовали тому, что Пушкин направил всю свою неуемную сексуальную энергию на женщин. В то же время в характере мальчика развилась обида на то, что ему, видимо, запрещали переносить свои детские порывы к сексуальным отношениям на окружавших его женщин. Произошло это оттого, что детская сексуальная любовь Пушкина была направлена в первую очередь на мать, няню и сестру, которые, разумеется, ответить на нее не могли. Переживание это оказалось двойственным: мальчик подвергся воздействию двух импульсов: полового стремления и страха быть отвергнутым в этой «эдиповой» ситуации.

      Маленького Пушкина