Александр Островский. Владимир Лакшин

восхищали его, другие способны были разочаровать. Но юный первокурсник еще всерьез и трепетно относился к своим студенческим обязанностям, вне зависимости от того, что нравилось, а что не нравилось ему. Он прилежно готовился к экзаменам и весной 1841 года сдал их вполне успешно. Самыми ответственными «факультетскими» дисциплинами, отметки по которым учитывались при выпуске, были энциклопедия права и история русских законов. Сдать курс Редкину, который требовал к тому же представления подробных конспектов лекций, было нелегко. Студенты называли этот экзамен «чистилищем». Однако Островский получил четыре и у Редкина и у Морошкина. Прочие дисциплины, считавшиеся общеобразовательными, он также сдал недурно, получив по богословию четыре, древней истории – три, русской словесности – четыре, латинскому языку – четыре и немецкому языку – три[41].

      Напрасно было бы, впрочем, думать, что при этих вполне достаточных успехах студент Островский по первому году только то и делал, что иссушал свой ум университетской наукой. Был и новый круг студентов-товарищей, и иные интересы вне аудитории и дома. Кстати, в студенческие годы Островский живет уже на новом месте.

      Семья его перебралась из Замоскворечья на берега Яузы, тогда еще тихой, только начинавшей застраиваться красильнями и фабриками речки.

      Когда-то в этих местах было Воронцово поле: по нему гуляла царская охота. Густой лес спускался тогда к Яузе. Рассказывают, что орлы водились здесь до начала XVIII века. При Алексее Михайловиче и Петре I тут обосновались стрелецкие слободы. На горке поставлена была церковь. Во время Стрелецкого бунта расположенный здесь полк полковника Воробина сохранил верность царю. Правительство ссудило стрельцам Воробина денег на церковь во имя Николая Чудотворца, освященную в 1693 году. Так церковь, а после и переулок получили название Николоворобинских. В XIX веке в этом тихом уголке Москвы охотно селились купцы и мещане, а общий тон быта напоминал Замоскворечье.

      В Яузской части владел несколькими домами Иван Андреевич Тессин, шурин Островского-отца. Николай Федорович купил пять домов у Тессина, а рядом пристроил два новых. Земельные владения Островских стали занимать, таким образом, чуть ли не целый квартал.

      Николай Федорович живет теперь совсем барином. Разбогатев, получив дворянское достоинство, он находит, что прежняя регулярная служба больше не нужна ему и, под обычным предлогом «расстроенного здоровья», выходит в отставку. Это не значит, что он бросает дела. Напротив, только тут и приобретает настоящий размах его деятельность частного адвоката, а потом, с 1842 года, и присяжного стряпчего Московского коммерческого суда.

      Старшего сына, радующего отца своим послушанием, Николай Федорович может теперь устроить комфортнее и презентабельнее. Ему выделяют в новом доме комнаты наверху, чтобы он мог принимать там своих молодых друзей. У него появляется даже собственный выезд – экипаж в две лошади (большая разница с одной: иная честь,

41

Об университетских профессорах Островского см. также: Дмитриев Н. Д. Студенческие воспоминания о Московском университете // Дмитриев Н. Д. Недалекое прошлое. СПб., 1865. С. 167–194; Афанасьев А. Н. Московский университет в 1843–1849 годах // Русская старина. 1886 № 8. С. 357–394; Шестаков П. Д. Московский университет в 1840-х годах // Русская старина. 1887. № 9. С. 641–662.