Фронтовой дневник (1942–1945). Василий Цымбал

Я шел один, и когда оглядывался, то вдали видел освещенный солнцем Краснодар за 30–35 километров.

      Потом с гор подул резкий ветер в лицо и стал нести снежинки. В Калужскую я пришел в 5 вечера. Ко мне никто не приезжал и о моем походе в Краснодар никто из дивизиона не знает, что очень хорошо.

      С 4‑го по 7‑е я в общей сложности проделал пешком не менее 150 км, не считая поездок на машине. Путешествием я доволен, хотя ничего не узнал о семье. Но я видел родственников, знакомых, кое-что узнал о Ейске, видел Краснодар, узнал цены: пшеничная мука простого помола, не сеянная – 1600 руб. пуд, кукуруза – 900 руб. Масло сливочное 600 руб., топленое 700, растительное 400, сало 700, хлеб 200 руб. килограмм-полтора (буханка). Средняя картошка 50 руб. десяток, соль 50 руб. стакан, молоко 50 руб. литр, лук средний 50 руб. десяток, семечки 2 руб. стакан, яйца 100 руб. десяток, резаная курица 400 руб., мыло для лица 60 руб. кусок, зажигалки 150–100 руб., камни для зажигалки 10 руб., общая тетрадь 100 листов 100 руб., рис 60 руб. стакан, манная крупа 35, пшено 50 руб., яблоки крупные 25 руб. штука.

      Дешево одежда и «барахло». Замечательные немецкие шерстяные носки 50 руб. Очень дешево табак 2–3 руб. стакан. Много резаного. Я ничего не купил, кроме 5 стаканов семечек. Постригся в парикмахерской.

      Встретил много военного люда с погонами (смотрится странно, но хорошо), в частности лейтенанта Шкрыля, который был в нашем дивизионе командиром 1‑го эскадрона и был откомандирован в маршевую роту за одно неподчинение капитану Любимову. Он уже капитан, ранен не тяжело в левую руку под Северской. Сейчас до 1 апреля в отпуске. Живет у жены в Пашковской, Ленина 20, через два дома от Дюжевых. Он написал и передал через меня письмо Терехову.

      В крайоно решили ходатайствовать об откомандировании меня из армии. Головатый обещал поднять этот вопрос перед Ейской властью. Вряд ли что из этого выйдет. Бондаревский и он обещали помочь семье. В этом отношении больше надеюсь на Бондаревского, жаль только, что я его увидел в последнюю минуту по пути в столовую.

      Сегодня за стакан соли выменял 10 картошек. Думаю варить суп. Боюсь, что за мной опять долго не приедут, и мне придется вновь голодать.

      Как я разошелся с хозяйкой Ямпильцевой, у которой кормился 2 и 3 марта. 3 марта во время обеда она мне заявила, что завтра кормить не будет. Я стал упрашивать – ничего не вышло. Я предлагал ей свою стеганку за два дня питания – тоже не вышло. Сказала, что поужинать даст, и все. Но и поужинать она не дала. Как раз перед ужином мне привезли сухари и рис, и как только Ямпильцева увидела лошадь, она сейчас же с девочкой прислала мне мою ложку и велела передать, что ужинать нечего. Я пошел к ней. Она поесть не дала. Я напомнил ей о кабанчике, теленке, картошке, дойной корове, в сердцах назвал ее говноедкой и, хлопнув дверью, ушел несолоно хлебавши. Торжествовала она, а не я.

      9 марта 1943 г.

      Сегодня мне снился удивительный сон, подробностей которого, к сожалению, я не помню. Будто вечером я бродил в каком-то парке, как будто в Ессентуках. Вдруг я стал слышать, что кого-то зовут. Наконец, различил, что кричали: «Боец Цымбал, боец Цымбал!» Я пошел в театр за кулисы. Там мне сказали,