Иван Крылов – Superstar. Феномен русского баснописца. Екатерина Лямина

Между тем в источниках, происходящих из этой среды, упоминания о нем не встречаются вплоть до осени 1805 года197.

      Крылов снова оказался в том положении, в котором пребывал до того, как его приютил Голицын, и карты опять стали для него единственным источником дохода. Об этом втором «темном» периоде его жизни нет решительно никаких сведений: ни где он находился в течение двух лет, ни с кем общался, неизвестно. Однако позднее в Петербурге он приятельствовал с довольно неожиданным персонажем – откупщиком С. М. Мартыновым, который некогда нажил большое состояние игрой198. Позволим себе предположить, что их знакомство восходит как раз к эпохе, когда оба подвизались на одном поприще в провинции. Мартынов был на десять лет моложе, но свою впечатляющую карьеру начал рано и вполне мог быть для Крылова вдохновляющим примером, а в свое время, возможно, и товарищем по картежному промыслу.

      Но каковы бы ни были его успехи в качестве игрока, в эти годы Крылов, по-видимому, возвращается к старой мечте – сделаться знаменитым писателем и издателем. Атмосфера нового царствования: ослабление цензуры, возвращение опальных, снятие запрета на деятельность вольных типографий – вселяла надежды, однако опыт говорил ему, что для жизни в столице и будущих проектов понадобятся немалые деньги. Их-то Крылов и добывал за карточными столами. Характерно, что, уже заняв одно из виднейших мест в литературно-театральном кругу столицы, он еще долго будет «подрабатывать» таким способом, но исключительно вне Петербурга.

      Образ Крылова – баснописца, моралиста и завсегдатая аристократических салонов – настолько не вязался с образом картежного хищника, промышляющего по ярмаркам, что на этой почве возник анекдот. М. П. Погодин запишет его со слов Гнедича 23 октября 1831 года:

      – Чей это портрет? – Крылова. – Какого Крылова? – Да это первый наш литератор, Иван Андреевич. – Что вы! Он, кажется, пишет только мелом на зеленом столе199.

      Комический эффект здесь рождается из абсурдности: в то время всякому образованному человеку уже было известно, что Иван Андреевич Крылов – не кто иной как «первый наш литератор», и только немногие представляли себе иную сторону его личности.

      По-видимому, именно в те годы, когда он пользовался милостями Голицына, его воззрения на литературу и собственные стратегии на этом поле претерпели серьезную трансформацию200. Результатом этого скрытого от посторонних глаз процесса стало внезапное, поражавшее многих современников появление в середине 1800‑х годов практически нового драматурга и поэта, мало чем напоминавшего прежнего Ивана Крылова. В 1805 году он работает над комедией «Модная лавка» и пишет басни «Дуб и Трость», «Разборчивая Невеста», «Старик и трое Молодых» – первые образцы того жанра, который со временем станет основой его благополучия и славы.

      8

      Возвращение в столицу. – Типография Императорского театра

      С начала 1806 года Крылов поселяется в Петербурге. На тот момент он

197

17 ноября в Московский цензурный комитет подана первая часть журнала «Московский зритель» на 1806 год с двумя баснями Крылова, посвященными 10-летней Софье Ивановне Бенкендорф, дочери его давнишних покровителей. При публикации была допущена опечатка: «Две басни: Для С. К [sic!]. Бкндрфвой» (Московский зритель. 1806. Ч. 1. Январь. С. 73).

198

Подробнее о нем см.: Мачульский Е. К истории лермонтовского «Маскарада» // Московский журнал. 2004. № 10. С. 13–18.

199

КВС. С. 245.

200

Об особой значимости этого периода см.: Киселева Л. «Домашние» пьесы И. А. Крылова // Сборник статей к 70-летию проф. Ю. М. Лотмана. Тарту, 1992. С. 155–162.