Труды и дни. Михаил Москвин-Тарханов

наушники, погасив свет и плотно задвинув шторы. Учитывая требования к светомаскировке, ни у кого из соседей не возникло подозрений. Домочадцы же знали и молчали.

      Вой на в первый раз по-настоящему коснулась москвичей ровно через месяц после своего начала: в ночь на 22 июля 200 немецких самолётов бомбили Москву. Соня была в городе и видела всё: когда начался налёт, вместо того, чтобы бежать в бомбоубежище, много людей вылезло на крыши, они забирались на пожарные лестницы, высыпали на балконы посмотреть, как шарят по небу лучи прожекторов, на разрывы зенитных снарядов, аэростаты, горящие немецкие самолёты, взрывы бомб и пожары. Только после того, как некоторые зеваки погибли, это праздное любопытство прекратилось. Попаданий бомб было тогда немного, первый налёт был отбит, но вскоре бомбой был разрушен театр Вахтангова, ещё одна угодила в фойе Большого театра. Налёты продолжались до Нового года почти каждую ночь.

      Появились вскоре немецкие бомбардировщики и в ночном небе над Быково. С аэродрома били по ним зенитки, в воздух поднимались новые серебристые МиГи – ночные истребители первой эскадрильи погранвойск, на одном из них воевал лётчик-испытатель – отец Кости, соседа и приятеля Феди. Немецкие самолёты, которые не могли прорваться к аэродрому и железной дороге, сбрасывали бомбы куда попало и улетали. А куда попало – это и были дачные и рабочие посёлки Быково и Ильинское. Фугасная бомба снесла дом на Рабочей улице, «зажигалки» кое-где вызвали пожары, ребята сформировали пожарную дружину, дежурили по ночам, старались потушить огонь ещё до приезда пожарных. Феде это очень нравилось, но уже после первой бомбёжки ему стало очень тревожно за родных, которые были в Москве.

      Николай Васильевич Родичев был призван через две недели после начала войны, а с середины сентября он постоянно находился в Москве, заехал буквально на час на дачу в конце июля, потом ещё раз – в августе. Феде было странно видеть отца в мундире военного инженера с тремя «шпалами» в петлицах. Что он делал в Москве, Федя тогда не знал, только через годы отец рассказал ему по секрету, что они готовили к уничтожению заводы, фабрики, электрические подстанции, метрополитен, все городские инженерные сети.

      Пришёл октябрь. Федя узнал от друзей об общей панике 16-го числа и стихийном бегстве из Москвы. Многие учреждения города в тот день начали эвакуировать, метро почему-то остановили, сразу пошли слухи о сдаче города, что немцы уже на подходе, началась паника, которую с трудом удалось прекратить, а 19 октября было введено в городе Москве и пригородах осадное положение. Школы не открылись, учиться было негде, и Федя так и жил со своими родными на даче до наступления нового 1942 года.

      Театр МХАТ был вскоре эвакуирован в Саратов, а старейшие актёры, «корифеи» театра, были отправлены в Нальчик. В Москве решено было оставить несколько человек дежурными в конторе. Каждого остающегося проверяли, так, режиссёра Василия Сахновского, который не хотел уезжать, арестовали и выслали, заподозрив, что он не хочет эвакуироваться, чтобы дождаться немцев. Навела милицию