Булочка с корицей. Василий Ракша

спахнул глаза. Пару секунд полежал в тишине, пытаясь вернуться в реальность после сна. Комнату облепляла тишина. Проснуться не от будильника не сулило ничего хорошего. Разве что… Я потянулся к телефону и взглянул на экран. Уф-ф-ф. Обошлось. Суббота. Как я тебя ждал, милая.

      В каждом миллиметре кожи кололась усталость прошедшей недели. Отчаянно хотелось пить, потому одеяло, недовольно шурша, сползло с моего тридцатилетнего тела к ножкам кровати. Сквозняк с назойливостью дворового пса принялся лизать меня везде, до куда только дотягивался. Непорядок. Створка окна была безжалостно захлопнута, и я невольно выглянул на улицу. Термометр давно сошёл с ума, и, кажется, люди тоже: между напоминающими своими дублёнками привокзальную шаурму женщинами бегали подростки в футболках. Всё было ясно: погода безумия, за окном февраль.

      Вместе с водой из стакана по мне растекалось желание жить. Отложенных на выходные планов было так много, что, считай, не было совсем. Друзья, музеи, бары и окрестности автоматически переносились на что-то более солнечное, скажем, апрель. Лучше даже май. Взяв случайную книгу с полки и завернувшись как римский патриций в плед, я разместил себя на подоконнике. Первые страницы вызвали во мне если не смятение, то тошноту: герои непрестанно ели, а автор с особой тщательностью описывал блюда. Я пролистнул ещё с десяток листов – наткнулся на сносный диалог, который, правда, персонажи снова закусывали уткой. Какие неприятные люди, подумал я. Живот заурчал, подтверждая мои мысли. Глаза снова скользнули по грязным тротуарам улицы. «На дорогах слякоть, местами гололедица» – монотонным голосом ведущей прогноза погоды пробежало в голове. И ветер, заставляющий прохожих прятаться за шарфами, шапками и поднятыми воротниками. Ещё перед сном в холодильнике были обнаружены звенящая пустота и литровая банка икры. Лежащая на той же полке столовая ложка ненавязчиво напоминала о причине утреннего сушняка. Что ж. Голодовка в длинном списке дел не значилась. Февральские улицы обыграли меня в этой партии.

      Ближайшие кафе были забиты людьми семейными, шансы найти местечко голодающему холостяку стремились к исчезновению. Счастливые отцы и матери обретали бульдожьи оскалы и коротко переругивались, выясняя, чья фамилия достойнее занять стол первой. К таким субботним схваткам надо было готовиться заранее: нарожать себе союзников, как минимум, а чтобы иметь особый вес – нажить ипотеку и экзистенциальную тоску в глазах. Я отчаянно халтурил на демографическом поприще, потому, вжав голову в плечи, уносил себя подальше от враждующих семейств.