Дама с собачкой. Антон Чехов

Васильичу… Якову Васильичу… Забыл! Такая еще простая фамилия… словно как бы лошадиная… Кобылин? Нет, не Кобылин. Постойте… Жеребцов нешто? Нет, и не Жеребцов! Помню, фамилия лошадиная, а какая – из головы вышибло…

      – Жеребятников?

      – Никак нет. Постойте… Кобылицын… Кобылятников… Кобелев…

      – Это уж собачья, а не лошадиная. Жеребчиков?

      – Нет, и не Жеребчиков… Лошадинин… Лошаков… Жеребкин… Все не то!

      – Ну, так как же я буду ему писать? Ты подумай!

      – Сейчас. Лошадкин… Кобылкин… Коренной…

      – Коренников? – спросила генеральша.

      – Никак нет. Пристяжкин… Нет, не то! Забыл!

      – Так зачем же, черт тебя возьми, с советами лезешь, ежели забыл? – рассердился генерал. – Ступай отсюда вон!

      Иван Евсеич медленно вышел, а генерал схватил себя за щеку и заходил по комнатам.

      – Ой, батюшки! – вопил он. – Ой, матушки! Ох, света белого не вижу!

      Приказчик вышел в сад и, подняв к небу глаза, стал припоминать фамилию акцизного:

      – Жеребчиков… Жеребковский… Жеребенко… Нет, не то! Лошадинский… Лошадевич… Жеребкович… Кобылянский…

      Немного погодя его позвали к господам.

      – Вспомнил? – спросил генерал.

      – Никак нет, ваше превосходительство.

      – Может быть, Конявский, Лошадников? Нет?

      И в доме, все наперерыв, стали изобретать фамилии. Перебрали все возрасты, полы и породы лошадей, вспомнили гриву, копыта, сбрую… В доме, в саду, в людской и кухне люди ходили из угла в угол и, почесывая лбы, искали фамилию…

      Приказчика то и дело требовали в дом.

      – Табунов? – спрашивали у него. – Копытин? Жеребовский?

      – Никак нет, – отвечал Иван Евсеич и, подняв вверх глаза, продолжал думать вслух: – Коненко… Конченко… Жеребеев… Кобылеев…

      – Папа! – кричали из детской. – Тройкин! Уздечкин!

      Взбудоражилась вся усадьба. Нетерпеливый, замученный генерал пообещал дать пять рублей тому, кто вспомнит настоящую фамилию, и за Иваном Евсеичем стали ходить целыми толпами…

      – Гнедов! – говорили ему. – Рысистый! Лошадицкий!

      Но наступил вечер, а фамилия все еще не была найдена. Так и спать легли, не послав телеграммы.

      Генерал не спал всю ночь, ходил из угла в угол и стонал… В третьем часу утра он вышел из дому и постучался в окно к приказчику.

      – Не Меринов ли? – спросил он плачущим голосом.

      – Нет, не Меринов, ваше превосходительство, – ответил Иван Евсеич и виновато вздохнул.

      – Да может быть, фамилия не лошадиная, а какая-нибудь другая!

      – Истинно слово, ваше превосходительство, лошадиная… Это очень даже отлично помню.

      – Экий ты какой, братец, беспамятный… Для меня теперь эта фамилия дороже, кажется, всего на свете. Замучился!

      Утром генерал опять послал за доктором.

      – Пускай рвет! – решил он. – Нет больше сил терпеть…

      Приехал доктор и вырвал больной зуб. Боль утихла тотчас же, и генерал