Букет незабудок. Лили Мокашь

ближе к земле.

      – Она моя дочь, – мягче сообщил отец, и пес мельком глянул в мою сторону, будто понял сказанное, и мне стало не по себе.

      Что, если собака и правда понимала отца? Дурацкая, невозможная мысль, и в то же время она так походила на правду.

      Я считала, когда уговаривала маму завести в квартире кота, что людям свойственно додумывать за животных их повадки, примеряя к братьям меньшим человеческие черты, но что это лишь иллюзия. Сладкая, приятная иллюзия, которая дарила хозяевам новые эмоции. Куда легче выместить злость на собаке, что сгрызла дорогие новые туфли, думая, что это ее коварный план мести за недостаточно вкусный завтрак, чем разобраться, почему питомец испытывает стресс. Мы не только говорили на разных языках, но и мерили поступки друг друга по привычным и установленным нами же правилам, ни разу не спросив, а известно ли псу об этих правилах.

      Даже когда я призвала нужные воспоминания и знания, у меня все равно сохранялось ложное чувство диалога между Костей и тем псом. Чтобы недоразумение не повторилось вновь, я отошла подальше, к самой стене здания, и продолжила наблюдать, как мужчины выгружают одну клетку за другой. Одинаковые клетки проезжали мимо меня и скрывались за распахнутой дверью псарни.

      Костя придерживал, идя сбоку, последнюю клетку, а войдя в постройку, закрыл за собой дверь, строго-настрого велев нам с Денисом не заходить, пока он сам не позовет.

      – Красивые, да? – спросил Денис осторожным тоном, когда мы вновь остались одни.

      – Красивые, – машинально повторила за ним. – И одновременно жуткие. У каждой взгляд такой смышленый, будто человеческий.

      Дроздов кивнул и снова притих, скрыв покрасневший от холода нос в вороте куртки. Он громко выдохнул ртом, стараясь поскорее согреть теплым воздухом лицо.

      – Денис, – я позвала его, чувствуя, какой густой становилась тишина недосказанности. – Зачем оборотням собаки?

      Он помолчал, уставившись в одну точку. Ответ не мог быть простым, иначе мой друг давно и легко все объяснил бы. Во всяком случае, хотя бы попытался. Но Денис молчал, не то надеясь, что вот-вот из-за стены донесется голос Кости, не то подбирая нужные слова. А может, и объяснять здесь было нечего, и просто я оказалась недостаточно умна, чтобы сопоставить два и два?

      – С чего ты взяла, что перед тобой были собаки?

      – Денис, ты же сам говорил, что это псарня, – я кивнула в сторону дома.

      – Говорил.

      – Если это называется псарней – а передо мной, без всяких сомнений, только что провезли около пятнадцати клеток не то с бродяжками, не то с очень плохо вычесанными маламутами – и дом здесь появился по некой договоренности с семьей Каримовых, то мой вопрос кажется вполне логичным. Разве нет?

      Денис прислонился спиной к стене и широко расставил ноги, давая себе опору понадежнее. Он выглядел уставшим, и мои вопросы ему явно не нравились, вот только деться от них Дроздову было некуда.

      – Ты увидела то, что хотела