Комната. Виталий Михайлов

на мочке уха было родимое пятно в форме полумесяца.

      Он взял ручку, которая была привязана к «Книге», и написал, что ему приснилось, как пес сорвался с цепи и дал по морде бледной немочи, отчего у той под глазом появился здоровенный синяк. Стоит ли говорить, что некоторые сны бывают вещими?

      Самая первая страница «Книги снов» оказалась вырвана. Остался клочок бумаги, на котором отчетливо можно было прочитать одно словно: дом.

      Почерк был незнакомый.

      Он решил поесть. Начал с плавленых сырков – в них отраву напихать сложнее – так он решил. Затем настал черед колбасы и хлеба. Колы в самом деле было полно, он взял одну бутылку, подумал и прихватил вторую. Стекло, железные крышки – так просто внутрь ничего не накачать. Хотя если постараться, то можно. Наверное.

      Дети смотрели мультфильмы. Рядом с телевизором гора видеокассет. Девочка-с-компасом сидела на полу и читала.

      – Привет, – сказала она. – Любишь книги?

      Он покачал головой.

      Как можно читать, если не способен отличить одного персонажа от другого? Все сливается, диалоги превращаются в монолог, и только картинки способны помочь.

      – Не может быть, – сказала Девочка-с-компасом. – Я по взгляду могу понять, кто любит книги, а кто – нет. Ты любишь.

      – У меня проблемы с именами, – начал он старую песню. Хоть бы раз помогло. – Понимаешь, не могу запомнить ни одного. Есть такой синдром. Очень редкий. Имена для меня все равно что китайские иероглифы.

      Лучше перевести разговор на другую тему – пока не поздно.

      – Та девочка, – сказал он, – часто тебе снится?

      – Какая девочка?

      – У которой родинка на мочке уха. Кажется, я где-то слышал о ней.

      – Ты читал мои сны? – Девочка-с-компасом нахмурилась. – Нельзя лезть в чужие сны, это очень личное, совсем как письма.

      Она снова взялась за книгу. Не обязательно видеть дверь, дабы понять, что та захлопнулась.

      – Умеешь играть в шахматы? – раздался за спиной недружелюбный голос Чахоточного. – Могу научить.

      Он обернулся. Чахоточный стоял с шахматной доской под мышкой. Повязка на плече немного съехала; виден край язвы и слизь.

      – Умею, – сказал он.

      Больше заняться все равно было нечем.

      Иногда он поддавался, чтобы у Чахоточного загорелись глаза, а то после десятой партии он совсем скис. К ним подошли Улитка и та вторая, Безымянная. Похоже, Чахоточный был местным гроссмейстером, хотя с такими соперниками это неудивительно. Разве что Девочка-с-компасом могла с ним потягаться, но она сидела у шкафа с книгой и даже не поднимала головы, пропуская мимо ушей все восклицания Безымянной и злобное бормотание Чахоточного.

      Когда-то ему в самом деле нравились шахматы. Он прочел колоссальное количество учебников и задачников, которые помнил наизусть и теперь. Его память хранила невероятное количество партий и комбинаций. Он знал, какой ход ведет к выигрышу, какой к поражению, и, почти не глядя на доску, переставлял фигуры.