Ананасы в шампанском. Игорь Северянин

забудь столицу, —

      Я быль даю за небылицу,

      Начало чувствую в конце…

      Не бойся «скуки деревенской»,

      Предай забвенью мишуру!

      С твоей душой, душой вселенской,

      Не место там, – «не ко двору»

      Пришелся ты; ты только вникни,

      Приди ко мне, ко мне приникни

      И позабудься на груди,

      Тобой трепещущей… Приди!..

      Nocturne

      Я сидел на балконе, против заспанного парка,

      И смотрел на ограду из подстриженных ветвей.

      Мимо шел поселянин в рыжей шляпе из поярка.

      Вдалеке заливался невидимка-соловей.

      Ночь баюкала вечер, уложив его в деревья.

      В парке девушки пели, – без лица и без фигур.

      Точно маки сплетали новобрачной королеве,

      Точно встретился с ними коробейник-балагур…

      Может быть, это хоры позабывшихся монахинь?..

      Может быть, это нимфы обездоленных прудов?

      Сколько мук нестерпимых, целомудренных и ранних,

      И щемящего смеха опозоренных родов…

      Ее монолог

         Не может быть! вы лжете мне, мечты!

         Ты не сумел забыть меня в разлуке…

         Я вспомнила, когда в приливе муки,

         Ты письма сжечь хотел мои… сжечь!.. ты!..

      Я знаю, жгут бесценные дары:

      Жжет молния надменные вершины,

      Поэт – из перлов бурные костры,

      И фабрикант – дубравы для машины;

         Бесчувственные люди жгут сердца,

         Забывшие для них про всё на свете;

         Разбойник жжет святилище дворца,

         Гордящегося пиршеством столетий;

      И гении сжигают мощь свою

      На алкоголе – символе бессилья…

      Но письма сжечь, – где я тебе пою

      Свою любовь! Где распускаю крылья!

         Их сжечь нельзя – как вечной красоты!

         Их сжечь нельзя – как солнечного неба!

         В них отзвуки Эдема и Эреба…

         Не может быть! Вы лжете мне, мечты!

      И ты шел с женщиной

      И ты шел с женщиной – не отрекись.

                                Я всё заметила – не говори.

      Блондинка. Хрупкая. Ее костюм был черный.

                                     Английский. На голове —

      Сквозная фетэрка. В левкоях вся. И в померанцевых

                                                            лучах зари.

      Вы шли печальные. Как я. Как я! Журчали ландыши

                                                      в сырой траве.

      Не испугалась я, – я поняла: она мгновенье,

                                                    а вечность – я.

      И улыбнулась я под плач цветов, такая светлая.

                                                         Избыток сил

      В душе почувствовав, я скрылась вглубь.

                       Весь вечер пела я. Была – дитя,

      Да, ты шел с женщиной. И только ей ты

                                неумышленно взор ослезил.

      В очарованьи

      Быть может оттого, что ты не молода,

      Но