Неодинокий Попсуев. Виорэль Ломов

же, – сказал Попсуев, сводя лопатки, чтобы не было так холодно. – Страна Океания. А меня Сергей.

      – Океания! – рассмеялась девочка. Сергей невольно тоже хихикнул, больше над самим собой. «Невеселый какой-то смех». Он почувствовал, как детские пальчики сильнее сжали его ладонь. В ответ он слабо пожал и ее ладошку. «Как трогательно! Чего ж делать-то? Есть хочется».

      – А мама где, папа? – еще раз спросил Попсуев.

      Девочка не ответила.

      – Тебе сколько лет, Оксана?

      – Не знаю, дядь Сереж, – беззаботно бросила малышка. – Сто, наверное.

      К реке шли между заборами, спуск был поначалу пологий, а потом крутой, с промытыми дождями двумя канавками, расширяющимися к реке и сливающимися в одну широкую. Через реку был мост, и на мосту вдруг возникло ощущение безграничности всего: реки, неба, дороги. Девочка остановилась, высвободила руку.

      – Что? – спросил Попсуев. – Скоро придем. За мостом в горку, и придем.

      – Смотри, как красиво там, – Оксана махнула рукой в глубину темноты, в которой светилась вода.

      – Да, красиво.

      – Это вечность.

      – Что? – удивился Попсуев.

      – А ты один живешь?

      – Да, один. С чего ты взяла?

      – Да видно сразу. Если б не один, не соскочил бы с электрички. Ехал бы сейчас домой, к жене, детям.

      А так у тебя дом там, где ты. Ты один. Я одна. Оба одни.

      Попсуев уже дрожал от холода.

      – Оба вдвоем. Пошли, пошли, холодно. Видишь, пар изо рта идет.

      – Прости, дядь Сереж, я же в твоей куртке, и мне тепло, – Оксана снова взяла его за руку. Ладошка ее была сухой и теплой. – Смотри, смотри! – она выпустила куклу из другой руки, и та как-то коряво полетела вниз и шлепнулась о воду.

      – Зачем ты так?

      – Теперь ты у меня есть. А ее я возле ларька нашла. Она всё равно чужая.

      Они прошли лугом, на котором ощущение безмерности пространства только усилилось, потом прошли мимо черемухи, потом еще одной, еще – тут дачники собирали ягоды для понижения давления.

      – Я здесь черемухи объелась.

      – Давление сбивала? – спросил Попсуев.

      – Нет, набивала брюхо. А ты тоже собираешь, да?

      – В этом году нет.

      – В этом нет, так другого тоже нет.

      «Забавно. Это у нее просто так сорвалось с губ, или она понимает всё? Услышала, наверное, от кого-нибудь… Дети такие переимчивые». Странное чувство нереальности происходящего только усилилось. «Будто во сне. Но то-то и оно, что во сне так не бывает. Там нет этого ощущения безмерности жизни, там обязательно что-то давит. Давит, давит, а вот черемухи для уменьшения этого давления нет. И тебя куда-то несет, или ты несешься сам. Но сейчас-то я никуда не несусь? Разве что согреться да поесть».

      – А мои все давлением мучились. Я ушла от них.

      – Не искали?

      – Почем я знаю?

      Сергею до того стало жаль эту девчушку, что он захотел выпить.

      Они поднялись в горку, зашли на территорию дачного общества. Во дворе сторожа Помпей, встав на задние лапы и «облокотившись» об изгородь,