За речкой шла война…. Николай Прокудин

.

      В те времена официальная пропаганда вещала: «пшеница колосится на полях, тучные стада коров дают рекордные надои молока, в шахтах совершаются трудовые подвиги, сталевары выплавляют стране миллионы тонн стали». Но реальная, настоящая жизнь людей была иной и шла своим чередом. Партией предписывалось жить в соответствии с «Кодексом строителя коммунизма», но люди жили в соответствии с собственными принципами (или обходились без них). И жизнь их была наполнена почти шекспировскими страстями. Жизнь с кем бы то ни было и где бы то ни было. Пусть и в далёком военном гарнизоне на задворках Советской империи – пыльном, грязном, унылом, нищенском. События, происходящие там, – это и комедия, вплоть до фарса, и драма, вплоть до настоящей трагедии. Всего понемножку. Но всё это было….

      Пролог

      Велика столица, а отступать некуда. То есть как раз есть куда – кругом дома и дома, проспекты и проспекты, площади и площади, переулки-закоулки. Но Никите-то нужен конкретно сад «Эрмитаж», а где его?.. Самостоятельно не нашел бы ни за что. Либо нашел бы – кто ищет, тот всегда найдет! – но объявился там аккурат к окончанию встречи ветеранов: «Здрасьте! – А мы как раз уже расходимся!». Проводник нужен. А кто, как не Вовка Кирпич! Благо, товарищ жил в военной общаге при Академии, а уж где эта общага, Никите было хорошо известно…

      Вовка Кирпич, бывший подчиненный Никиты по Афгану, в пору командования взводом был редкостный раздолбай и сорвиголова. Впрочем, десять лет спустя, может, изменился в корне? Как-никак, ныне – большой чин, подполковник, слушатель элитного военного вуза.

      Но язык с трудом повернулся, когда Никита на вахте осведомился у дежурного по общежитию:

      – Где я могу найти…подполковника Кирпичина? Переговорить с ним…

      – Подполковника? Кирпичина? – дежурный ухмыльнулся. – Кирпича, что ли?

      – Ну, или так. Кирпича, если такой есть… – Судя по ухмылке дежурного, старинный приятель Никиты мало изменился за десять лет, разве что в худшую сторону.

      – Такой есть. Найти-то вы его сможете. А вот переговорить…

      – Мы с ним созванивались, он меня ждет. Я… издалека.

      – Да пожалуйста! Жалко, что ли! Только… Его сегодня на рассвете четверо принесли, положили…

      – Как?! – Перед глазами вдруг возникла фигура бездыханного Кирпича, который, надо же, весь Афган прошел вдоль и поперек и живым вернулся, а тут… Что? Дорожно-транспортное? Сердце? Орава шпаны?

      – Ка́ком кверху! Собутыльники приволокли. Отметил, блин, День Победы. С группой ветеранов. Три часа назад «му» сказать не мог, а вы – поговорить! Это не раньше, чем к вечеру, когда очухается.

      – Чёрт! Как же так! Мы ж как раз сегодня собирались отметить… Встреча однополчан… Чёрт!

      – А Кирпич у нас всегда – с опережением графика и перевыполнением плана… Вы поднимитесь на двенадцатый этаж. Комната тысяча двести девяносто один.

      Лифт, как водится, не работал. Пешком, пешком. Медленно и печально. Медленно – потому что спешить теперь Никите, собственно, некуда, если Кирпич мертвецки пьян и лыка не вяжет. А печально тоже как раз потому, что спешить некуда. На встречу однополчан он без проводника Кирпича так и так не успевает. Кто не скитался по Москве, донимая встречных-поперечных вопросами «как пройти? а где это? а случайно, не подскажете?», тот пусть и не пробует, поверив на слово.

      Дверь открыла женщина:

      – Вам кого?

      – М-м. Вашего… мужа, наверное. Это квартира Кирпичиных?

      – Не квартира. Это номер общежития.

      – Но… Кирпичин Владимир… Он здесь живет?

      – Этот гад здесь не живет!

      – Простите…

      – Этот гад здесь только ночует! Когда ночует! Гад!

      – Я, простите, не вовремя?

      – Смотря зачем вы…

      – Видите ли, я издалека. Приехал на торжественное мероприятие – «Десять лет без войны». Мое имя Никита. Ромашкин.

      – А-а-а, слышала о вас, проходите. Но он спит, гад. Будите, если у вас получится. Спальня там.

      Никита прошел через «предбанник», служивший кухней, столовой, коридором и прихожей одновременно. В спальню. Её сотрясал богатырский храп, заглушающий все остальные звуки утренней Москвы из открытого окна. Крупномасштабный Вовка валялся поперек двухъярусной кровати в позе морской звезды. Правая нога в туфле – на полу, левая в носке – на простыне. Целиком никак не помещался Кирпич на обычной кровати для обычного человека. Во всяком случае, не в позе морской звезды. Опухшее багровое лицо. Полуоткрытый булькающий рот. «Плёночные» глаза. И перегарная вонь. Водочку с пивом потреблял, Кирпич ты наш «ершистый»? И ещё в каких дозах!

      – И часто он так пьет? – Никита спросил с сочувствием к хозяйке и с осуждением хозяина. Чтобы ненароком не подумали, что вот и он тоже… и вообще все мужики сволочи…

      – Регулярно. То однокурсники, то академики, то ветераны, то какие-то бандиты. Он ведь ещё и руководит этим… как его? Охранным агентством, вот! Рестораны, казино, банки. Не знаю даже, на занятия в Академию