Око небесное. Филип К. Дик

городка Беватрона. Марша вдруг сказала:

      – Не знаю, плакать мне или смеяться. Не могу поверить в происходящее. Вы всё это серьезно, что ли?

      – Полковник Эдвардс намекнул, что Джеку стоит избавиться от тебя, как от старого пальто.

      Потрясенная Марша в шоке стиснула свои перчатки и сумочку.

      – Ты так и сделаешь? – обратилась она к мужу.

      – Нет, – ответил Хэмилтон. – Даже если бы ты была извращенкой, алкоголичкой и коммунисткой в одном флаконе.

      – Слышали?

      – Да, я слышал, – кивнул Макфайф.

      – И что вы об этом думаете? – уточнила Марша.

      – Я думаю, что вы оба замечательные люди. Думаю, Джек не такой сукин сын, чтобы поступить иначе. И я говорил полковнику Эдвардсу, что так и будет.

      – Одному из вас двоих, – сказал Хэмилтон, – места здесь нет. Один из вас должен уйти. Монетку кинуть, что ли…

      Марша в ужасе и потрясении уставилась на него, ее карие глаза наполнились слезами, а пальцы бесцельно теребили перчатку.

      – Ты разве не видишь? – прошептала она. – Это же ужас, что творится. Это заговор против нас с тобой. Против всех нас.

      – Ну я тоже себя неловко чувствую, – признал Макфайф. Съехав с магистрали, он провел машину через контрольный пункт и въехал на территорию Беватрона. Полицейский на въезде отдал честь и помахал ему рукой. Макфайф помахал в ответ. – В конце концов, вы мои друзья… но мой служебный долг заставляет меня писать доклады даже на друзей. Подшивать в папочку компрометирующую информацию, расследовать сплетни – думаете, мне это нравится?

      – Засунь свой долг… – начал было Хэмилтон, но Марша перебила его:

      – Он прав, его вины тут нет. Мы все вместе в этом – все трое.

      Машина остановилась прямо у главного входа. Макфайф выключил зажигание, и они молча поднялись по широким бетонным ступеням – без энтузиазма, думая совсем о другом.

      Хэмилтон оглянулся на группу инженеров, непринужденно болтавших между собой на ступенях. Это были хорошо одетые молодые люди с одинаковыми короткими стрижками и галстуками-бабочками; мимо них тек от ворот внутрь обычный ручеек экскурсантов, пожелавших наблюдать Беватрон в действии и получивших на это разрешение. Но Хэмилтона заинтересовали именно инженеры, он словно бы смотрел на себя самого со стороны. «Или, точнее, – с горечью подумал он, – на того, кем я был до сегодняшнего дня».

      – Я вас догоню, – сказала Марша, промакивая потекшую тушь. – Мне нужно привести себя в порядок, собраться.

      – Ладно, – пробормотал Хэмилтон, все еще глубоко погруженный в собственные мысли.

      Марша торопливо удалилась, а мужчины остались наедине в гулком коридоре здания Беватрона.

      – Может, оно и к лучшему, – сказал Хэмилтон. Десять лет – большой срок, более чем достаточный для любой работы. Но куда ему теперь податься? Это был хороший вопрос.

      – Ты имеешь полное право обижаться, – сказал Макфайф.

      – Никаких обид. Ты сделал то, что был должен. – Хэмилтон отвернулся и отошел, засунув руки в карманы.

      Да,