Мальчик, который рисовал тени. Ориана Рамунно

недолго.

      Он расстегнул пальто, ослабил галстук, с удовольствием вытянул ноги. Поморщился от очередного прострела в спине. Оркестр грянул вагнеровский «Полет валькирий», и Гуго, чтобы отвлечься от боли, принялся отстукивать ритм здоровой ногой.

      – А вы-то знали этого Брауна? – наконец спросил он, небрежно тасуя карты.

      – Само собой, – важно ответил Франц. – Мы всех здешних коновалов знаем. Они сортируют жидов на станции.

      – Сортируют?

      – Ну, отбирают тех, кто пригоден к работе…

      Отто зыркнул на товарища. Он явно еще не дошел до кондиции.

      – Сортировка – дело нелегкое, – не унимался Франц.

      Совсем зеленый. По выражению голубых глаз понятно, что парень лишь недавно столкнулся с ужасами войны.

      – Нельзя же наугад, правда? – продолжал разливаться блондин. – Конечно, они евреи, но даже еврей – человек, правда?

      – Недочеловек. – Отто мотнул головой, поджав губы. – Они не такие, как мы.

      Но Франц не замечал предостерегающих взглядов товарища.

      – Врачи приезжают на станцию в чистеньких белых халатах и сортируют прибывших, особо не раздумывая, – возмущался Франц. – Кем они себя возомнили? Богами? Есть тут один такой, Менгеле… Жуткий субъект. Его прозвали Ангелом смерти. Приезжает на станцию, когда ему вздумается, и сгребает их толпами. У него пунктик на близнецах и уродах…

      Отто опасливо огляделся. Похоже, затеянный Францем разговор считался недопустимым даже здесь.

      – Браун тоже занимался сортировкой? – спросил Гуго, косясь на тела, раскачивающиеся за окном.

      Ему показалось, будто трупы требовательно таращатся на него выпученными глазами и что-то мычат черными провалами ртов. Получается, сортировка – простой отбор работоспособных… Однако в тоне унтера чувствовалась некая зловещая недомолвка, камнем давившая на душу Гуго.

      – Браун? И Браун занимался. – Франц лениво смахнул упавшую на лоб прядь, оперся рукой о спинку стула, едва не свалившись. – Но он хотя бы приезжал трезвым. Впрочем, Менгеле тоже, если начистоту. Оба как стеклышко, когда…

      – Точно-точно, – поддержал приятеля Отто. – Кляйн вечно в стельку на сортировке, и Рёде с Кёнигом. А Браун не-ет, он кремень.

      – Хорош кремень, из которого бабы веревки вьют, – заржал Франц.

      Гуго наклонился к блондину. Нет на свете места, где люди бы не сплетничали, и Аушвиц не исключение. Судачили охранники, судачили заключенные. Именно эти пересуды и были ему нужны.

      – Доктор Браун женат, – возразил он.

      – Да-да, не повезло мужику, – ответил Франц.

      – Почему?

      – Он здесь от души веселился, пока не прикатила фрау Браун. Даже бордель втихаря посещал. Все на это закрывали глаза. Здесь на многое приходится закрывать глаза, понимаете? Взять тот же бордель. Он только для заключенных, да и то не для всех, для избранных. Поваров, там, или брадобреев. Простому солдату путь туда заказан, а уж офицеру… Любая связь эсэсовца и заключенной под строжайшим запретом. – Франц сделал страшные глаза. –