Ангел бабла. Трилогия. Часть 3. Сергей Николаевич Полторак

то есть по башке, она была обычным человеком. Почти обычным. Маленькая Светкина необычность была в том, что она все время думала. Согласитесь, для двадцатитрехлетней девушки – не совсем обычное занятие. Думала она на самые разные темы: о том, почему мама все время пилит отца, называя бухариком, хотя отец, слесарь–сантехник их же дома, вопреки всем традициям коллег, не пил. Ну, так, помусолит бутылку пива в субботу – тоже мне пьянство! Думала о директоре школы, в которой работала учителем истории: зачем он носит рыжий парик? Ну, лысый – вот невидаль. Ему в его старинные 54 года уже о вечном думать пора, а он – в парике. Тоже мне, Ленин–нелегал нашелся.

      Особенно Светка любила думать об истории. Точнее даже, об истории России. Вся остальная история, так называемая всеобщая, ей представлялась в виде какого-то кордебалета. Это неправильно, конечно, но представлялось именно так. Например, Светка часто видела себя Екатериной Первой. Именно Первой, супругой Петра Алексеевича, а не Екатериной Второй – Великой и популярной. Ей нравилось в мыслях повелевать повелителем. От нечего делать она иногда фантазировала: вот Петр вернулся из Шведского похода в Петербург – усталый, нервный, простуженный. А она ему – чарочку и яблочко моченое: «Выпей, Петруша, майн херц, закуси, расслабься…». Петруша Первый послушно выпивал, закусывал, а потом начинал приставать. Как он здорово приставал! Не то, что этот придурок Вовчик Переверзев, сосед по их коммуналке. Это соплежующее существо, знакомое ей чуть ли не с момента их зачатия папашами–друганами и мамами подружками, было способно только смотреть на ее коленки печальными коровьими глазами. Ну и мужик нынче пошел! Противно просто.

      Иногда Светка представляла себе себя Александрой Михайловной Коллонтай: красивая, хлесткая, умнющая. А рядом с ней шикарный кобелино Павел Ефимович Дыбенко, молодой, нахальный, с понтами. И, конечно, на коленях у ее ног: хочу – пну, хочу – дам мизинчик поцеловать. Красота, одним словом.

      Каждый день Светка переживала несколько жизней. С 7.00 до 8.30 она была Светиком. Так называла ее мама. Она заботилась о дочери точно так же, как и тогда, когда пятилетняя Светка воровала у старшей сестры жвачку и клянчила мороженое. В отличие от старшей на год Варвары, с детства бывшей взрослой занудой, Светка была всеобщей любимицей, чем пользовалась грамотно и цинично.

      С 9.00 до 14.00 Светка была Светланой Николаевной, подающим надежды молодым педагогом, едва не ставшим этим летом Учителем Года. И стала бы, если б правильно поняла пространные намеки председателя жюри – удивительно противного козла, любившего пастись в чужом огороде.

      С 14.00 до 19.00 она была сама собой: болтала по телефону с подружками, ходила на степ–аэробику и в соседнюю кафешку, а под хорошее настроение готовила ужин для всей семьи, чем вышибала слезу у мамы и отца и почему-то злила Варвару. Последнее доставляло особое удовольствие.

      С 19.00 до 23.00 Светка могла быть кем угодно. Если выходила пошляться по магазинам или ехала в метро, могла быть девушкой «дайте телефончик» или «куда прешь, дура?!!». Если ходила в кино, была уничтожительницей попкорна и одновременно главной героиней картины.

      Ночью Светка не была никем. Ей никогда ничего не снилось. То ли нервная система была в порядке, то ли гены счастливые достались. Всегда проваливалась в сон, как солдат на привале.

      Она не была ни дурнушкой, ни красавицей. С первого раза ее внешность было запомнить не так-то просто. И характер у нее был какой-то совершенно обыкновенный. Не то чтоб не рыба, не мясо, а просто ровный, как железная дорога «Москва–Петербург». Правда, есть на этой дороге, как известно, одна загогулина, но Светкин характер был без нее.

      Светлана Николаева была такой обыкновенной, что у нее среди учеников даже прозвища не было. Так, Училка и все.

      Правда, после того как второгодник Выдрин из пятого «б» долбанул ее дверью по голове, выбегая из класса, ее пытались звать Пришибленной, но не прижилось. А зря. Было за что. После того дурацкого случая Светка стала другой, хотя и поняла это не сразу.

      После удара у нее сильно болела голова. Выдрин так испугался, что от волнения даже вспомнил ее имя и отчество, хотя раньше никогда сделать этого не мог. Он стоял на коленях возле сидевшей на полу Светки и тихо ныл: «Светлана Николавна, родненькая, не умирайте. Я на пятерки учиться буду. Хочите, я батю в школу приведу? Он мне при Вас жопу надерет, лишь бы у Вас голова не болела». Светка тогда умилилась выдринской искренности, с трудом встала с пола, махнула рукой и пошла в класс. Урок провела на автопилоте. А потом все как-то прошло. Шишка на лбу рассосалась, сменивший ее синяк пожелтел, а потом и вовсе исчез. Казалось, никаких последствий не было – ни сотрясений, ни потрясений. Казалось. Потом выяснилось, что последствия все–таки были. Обнаружились они совершенно случайно.

      Как-то вечером отец развлекался бутылочкой «Петровского».

      – Ты б не пил, – просто так брякнула Светка, – а вдруг ночью начальник ТСЖ вызовет.

      Неожиданно так и случилось. У начальника ТСЖ – злющего и противного человека с подходящей фамилией Мерзоев – прорвало батарею парового отопления. Затопив соседей двух нижних этажей, он бесился и орал на отца, обвиняя его не только в пьянстве, но