Дракон цвета смерти. Галина Гончарова

гордостью.

      Потом перевел взгляд на меня.

      – Ты небось ничего такого и не видела в своей глуши!

      Я вспомнила Москву и с чистым сердцем ответила:

      – Я и роскошнее видела. Подумаешь, домик.

      Мариса стиснула мою руку. Матиас сверкнул глазами и принялся подниматься по левой боковой лестнице.

      – А чего не по центральной? – шепотом спросила я у подруги.

      – Там вход в бальный зал. Через него проходить неудобно.

      Ы-ы-ы-ы-ы-ы!

      Шикарная планировка! Почему архитектора, который это придумал, кирпичом не зашибло? Хотя чего тут думать?

      Стиль «дороХо-боХато» вечен и неизбежен везде, где есть нувориши.

      Так что я махнула рукой и стала подниматься за Марисой.

      В гостиной нас уже встречали. И да – я оценила и мраморные полы, и золочение везде, где можно, и алые драпировки… такими любой бордель не побрезговал бы.

      Я даже платье на женщине оценила. И жуткий диссонанс, который оно представляло.

      Тяжелое, темное, полностью закрытое. А женщина симпатичная, ясно, в кого и Матиас пошел, и Мариса. Так подруга и будет выглядеть через двадцать лет.

      Только вот… лучше бы не так, потому что под внешней красотой проглядывает такая тяжелая жутковатая усталость, что мне даже страшно становится. Эта женщина давно и прочно живет ради детей. Судя по взгляду, которым она смотрит и на Марису, и на Матиаса, она не просто их любит. Это больше, чем любовь.

      Хороший тренер еще и хороший психолог. Точно не самый плохой, иначе не сможешь сделать группу из отдельных личностей. Да что там!

      Даже кого и в какой ряд поставить на тренировке и что при этом сказать – и то важно! Никто и никогда не задумывается, но, к примеру, тем, кто никогда не тренировался, надо видеть, что делает тренер. А в первый ряд их не поставишь – смущаются. И таких деталей очень много в моей работе. Приходится быть наблюдательной.

      Сейчас я хорошо видела, что женщина с любовью смотрит на Марису и Матиаса, а вот Матиас глядит даже с легким презрением. Мариса мать любит и жалеет, но надеяться на нее не может.

      Любовь – это много или мало? Если ты не можешь ничего сделать для любимых?

      Отца семейства я оставила на сладкое.

      Маркус Лиез. А мать – Элия Лиез. Ясно, кто детей называл.

      Старший эс Лиез был одет под стать своему дому. Роскошный алый бархат, золотое шитье, золото на всех местах. На его жене, кстати, тоже. Платье темное и скромное, закрытое и глухое, а драгоценностей только на попе нет. В ушах, на шее, на руках, даже в волосах – золото и камни. Наверное, у нее жутко болит голова.

      А вот у Маркуса точно ничего не болит. Разве что ему на самомнение наступят. И внешность у него очень так себе, детям повезло, что не в папочку пошли. Маркус Лиез больше всего походил на престарелого пекинеса. Невысокий, полный, одышливый, местами с проплешинами, и глаза навыкате.

      И вид у него такой… на нас он смотрит с разным выражением глаз. На сына – продолжатель, гордость, надежда рода.

      На дочь – удачная инвестиция.

      На меня – как на грязь, которая прилипла