Мудрость приксов. Инна Курак

енно переворачивая страницы семейных воспоминаний, – как очутились на разных этажах одного подъезда старого дома в центре Куйбышева наши бабушки, проживавшие до войны в Белой Церкви. Ну кто из нас в юности особо слушает, а уж тем более запоминает подробные детали рассказов своих стариков?! Да почти никто! Волнует сегодняшнее, настоящее время, когда вокруг водоворот событий, в котором чувствуешь себя главным героем. Всё остальное – скучный параграф из учебника истории, который как минимум надо прочитать и как максимум – запомнить. С учётом возрастных особенностей рассказчиков историй они воспроизводились не по одному разу. Следовательно, запомнить их мог любой молодой мозг, даже с минимальным объёмом памяти, выделенной под семейную летопись. Задача-то была простой: слушай и запоминай, чтобы потом муки совести не мучили и не оставалось вопросов без ответов. Как правило, когда это начинаешь понимать, спросить уже некого…

      – Слушай, а хочешь, я тебе немного помогу? По-дружески, по-мужски. Так будет вернее. Я начну вспоминать первым. Моя нарциссическая душа требует внимания к герою повествования. Надеюсь, ты сразу определилась с моей ролью Героя?! Когда тебе станет невмоготу молчать, вступишь со своей скрипкой. Договорились?!

      Наши папы родились в тысяча девятьсот тридцатом году. Твой в Куйбышеве, тогдашней Самаре. Мой в Проскурове, Хмельницкой области. Потом семья переехала в Белую Церковь, где моя бабушка Роза Давыдовна познакомилась с твоей бабушкой Марьяной Григорьевной. Вернее, Мариам Гершковной. Давай будем называть всех правильно? Сейчас-то можно. Вот моего папу изначально назвали Израиль. Одного не понимаю: за каким он менял Израиля на Айзика во времена «дела врачей»?! Какая разница в этом случае?! И то, и это никак не тянет на имена, ласкающие слух антисемитов. Ты уже хочешь меня перебить?! Пожалуйста.

      – Во-первых, ты уже не с того начал. Договорились начинать с женщин. А ты начал с пап, правда, к бабушкам всё-таки вернулся. Во-вторых, моего папу всю жизнь все звали Женечкой, а потом Евгением Ароновичем. Хотя по паспорту он был Зелик. Когда он приехал по распределению директором школы в село Советское, Чувашской АССР, то его вызвали в райком партии, где бдительный чиновник умудрился разглядеть разночтение имен в документах и в жизни. Единственно верным, на тот момент, оказалось решение заподозрить молодого специалиста в шпионаже. Целое дело было. Хорошо, что добром закончилась вся эта идиотская история. Времена не лучшие на дворе стояли. Всё-всё, прости, что перебила. Можешь продолжать.

      – Мой папа и твоя мама учились в одной школе, с разницей в классах, кажется, в два года. Потом твои переехали в Киев из Белой Церкви. А вот осенью сорок первого они опять пересеклись на улице Фрунзе, сто сорок, в городе Куйбышеве, который стал запасной столицей Советского Союза. Рядом с нашим домом на площади Чапаева уже был отстроен бункер – девять этажей вниз, для ставки Сталина. И знаешь, Куйбышев долго имел столичный статус: с пятнадцатого октября сорок первого года до начала сорок третьего, когда из города выехало последнее посольство, кажется, японское, – там и информационный центр был, из которого: «Внимание! Говорит Москва. От Советского информбюро…» – вещал Юрий Левитан. Так что все события нашего с тобою знакомства разворачивались в тогдашнем по-настоящему историческом центре. Тоже, наверное, для того, чтобы стать историей. Нашей историей.

      Я не знаю, существовала ли детско-юношеская дружба-любовь между твоей мамой и моим папой. Это к вопросу, что узнать не у кого. Но то, что бабушки были в тесном контакте благодаря нам, – факт бесспорный и очевидный. У них столько осталось общего во вчерашнем дне: жизнь до войны в Белой Церкви, дети одного возраста, эвакуация в Куйбышев. Один дом, один подъезд. А в сегодняшнем дне – внуки-студенты, однокурсники медицинского вуза. У Розы Давыдовны имелся замечательный кондуит в виде записной книжки с именами и номерами телефонов почти всех мам и бабушек моих соучеников. Но самым главным информатором являлась Марьяна Григорьевна, благодаря тебе и твоему интересному положению. Потому что у тебя могло быть только два адреса пребывания: институт или дом (вот именно там не всегда можно было обнаружить меня). Ну, а юным беременным не место ни в «Парусе», ни в каком другом близлежащем баре. Почему-то бабушка (моя) считала, что сила жажды, но не знаний, лично у меня превосходит тягу к самим знаниям. Хорошо, что твою тягу к знаниям (ты сдавала досрочно зачёты, чтобы успеть до родов по максимуму) мне в пример не ставили, я бы не смог забеременеть и ходить каждый день на все пары, потому что другие походы были бы недоступны…

      У моей бабушки оставалось только маниакальное желание угомонить меня любыми возможными и невозможными способами. Сейчас-то я понимаю, что моё «веселье юных лет», вместе со жгучим желанием находиться одновременно в двух и более местах, было продиктовано наличием синдрома ADHS (юношеская гиперактивность). Сейчас такое наблюдается у каждого второго ребенка, это я тебе как доктор психиатрии говорю. Для меня до сих пор остается загадкой, как мне тогда вообще удалось закончить институт?! Столько искусов было! Так, про искусы не будем, вернемся к бабушкам. Для меня стала привычной картина, которая до сих пор стоит перед моими глазами: Роза Давыдовна, потерявшая всяческое терпение от беспокойства и потому дежурившая в любое время