Исповедь игромана. Валерий Вячеславович Копанев

title>

      В столице, которая, как известно, и слезам не верит, и одна большая лотерея, основательно разгулялась очередная осень, и в очередной раз меня терзают избитые вопросы: что я успел сделать? на верном ли пути? зачем живу? что оставлю после себя? счастлив ли я? (И сколько еще они будут терзать таких неугомонных чудиков, как я, и человечество в целом? Дайте же, наконец, спокойно пожить!) То ли они являются одной из составляющих каждой листопадной поры, то ли это продолжительные дожди и прохладные ветра постепенно отрезвляют, прогоняя прочь радужные фантазии. А может, это влияние модных мотивационных роликов, которые с фантастической скоростью заполонили интернет-пространство, откуда нам в той или иной форме вещают: «Вставай и борись! Звездами, легендами, успешными не рождаются, а становятся только благодаря силе духа и упорству! Давай вместе покорять новые вершины, преодолевать и устранять препятствия на пути к мечте!.. Не забудь подписаться на канал (или на личную страничку), вступить в сообщество, влепить лайк, купить курс!» Что ж, обычно думаю я, можно и альпинистом заделаться. Главное, чтобы во время всяких-разных преодолеваний мои мечты не самоустранились, и сам бы я не уподобился насколько мотивированным, настолько и поверхностным продажникам того или иного инфопродукта.

      Нет, подобные вопросы точно не являются частью исключительно каждой осени: окунись – хоть грациозно, хоть неуклюже – в детство, было ли тогда место этим предметам размышления? Детям ли ломать голову над миссией человека? Ребенок просто бегает, резвится, плачет, кричит, шалопайствует, будто всему миру крича: «Я здесь! Я живой! Принимайте меня! Любите меня!» Какое ему дело до погоды или сезона года, когда в любом времени есть место разным играм! Что ему осень, если можно любоваться разноцветной листвой, собирать ее, кидаться ей, валяться в ней; что ему зима, если впору на санках да с горки, если можно метать снежки, лепить снежных баб, снеговиков и вообще все, что взбредет в голову; что ему ветер, если, несмотря на свою невидимость, он способен удивительным образом преобразить пейзаж, поиграть с твоим настроением; что ему дождь, если можно прыгать по лужам и желанно макать в них свои сапожки, как бы говоря родителям и проходящим: «Смотрите, я не боюсь их! Я не сторонюсь их так, как это делаете вы, взрослые!» Мы-то, само собой, понимаем, что решительности им придает еще и то, что они наверняка знают, кому потом придется разбираться с грязными вещами. Да, взрослые слишком много думают о будущих последствиях, о непременных и вероятных, чаще – вторых, и слишком мало о своем настоящем. Они словно страдают комплексом неполноценности из-за отсутствия дара ясновидения. Интересно, если бы они им владели, они бы точно больше думали о настоящем?

      Детишки детишками, а что там я, тот самый взрослый, которого они теперь называют не иначе как дядя? Я все чаще стал ловить себя на том, что осеннее пасмурное небо напоминает мне мой старый черно-белый телевизор «Рекорд В-312» с типичной для него чёрно-белой рябью на экране. Этот внушительный агрегат – с той его оригинальностью, когда при включении сначала появлялись отдаленные звуки, относительно быстро приближавшиеся, и только немного погодя показывалась картинка – в свое время имел место во многих квартирах. В моем случае – в коммунальной, где наш сосед-пенсионер разогревал на общей плите все то, чем любезно поделились с ним помойки, и дезинфицировался самой дешевой горькой. Тот ящик прошел со мною и малолетство, и часть подросткового периода. Правда, пока я учился в начальной школе, он года 3—4 не работал (требовалась замена трубки), служа апартаментами тараканам, которые в девяностые годы являлись для немалого количества людей не менее неприглядными соседями. Видимо, таким неприхотливым образом прожитое накладывает свою лапу: пасмурное небо, которое когда-то меня никак не волновало, нынче вызывает неэстетичные ассоциации из прошлого. «Ну-у, тебя и понесло…» – примерно так отзывается о них мой бесценный друг Тоша, попривыкший к моим заморочкам. Бесценным его делает не только поразительная терпимость или иные положительные качества, но и багаж жизненных историй, коих у него не то чтобы великое, а все же – множество. К слову, на днях он должен проведать меня, дабы снова рассказать мне, любителю и собирателю таких историй, один преинтересный эпизод из жизни одного простого человека. Надеюсь, когда-нибудь он мне позволит поделиться ими с общественностью.

      А пока его нет, мне хочется поведать об одной собственной веренице происшествий, местами обыденных и фантасмагорических, комедийных и трагичных, ранивших и исцелявших, вгонявших во тьму и озарявших светом надежды, тех самых, что, как влага – посевам, дали жизнь вышеупомянутым, мучающим меня вопросам, в очередном появлении которых я чуть не взялся винить сезон года. «Эх, дружище, – двусмысленно улыбнулся бы сейчас Тоша, – все бы человеку искать крайнего…»

      Итак, четырнадцатого ноября 2011 года в электронном блокноте моего мобильного телефона появилась следующая запись: «Мне 24 года. Что я успел сделать? Каков мой след?» Я бы не смог сказать определенно, назрело ли это само, являлось ли следствием той вереницы происшествий или всего одного какого-то важного события. Бесспорно то, что тот год стал вехой моей жизни, а значит, стоит начать с его первых месяцев.

      Часть