Воин Яровита. Василий Сахаров

сорока пяти, в богатом панцире, густо украшенном насечками из серебра. Кто он такой, не знаю. Однако меня он, похоже, где-то видел, может, на военных советах, потому что его обессилевшая правая рука в латной перчатке упала на мой ботинок, и он прохрипел:

      – Благодарю, ведун… Выручил… Сочтёмся…

      – Выживешь, тогда и поблагодаришь, – ответил я.

      Кивнув кому-то из воинов, мол, позаботься о раненом, я вновь кинулся на данов.

      На отбитой нами лодье никого не было. Мы перебрались на вражеский шнеккер, затем пересекли ещё один и влетели в очередную свалку. Даны, которых мы сбили, получили подкрепление и упёрлись, а за их спинами наши добивали варягов, десятка два которых встали насмерть в районе кормы. В общем, слоёный пирог какой-то. А тут ещё в схватку добавился дополнительный вражеский драккар, с которого на нас посыпались элитные бойцы в отличных однотипных доспехах. А с другой стороны к борту прижались сразу три прусских дубаса, откуда нам в помощь десантировались косматые и лютые лесовики.

      – Перкуно-о!!![1] – разнеслось над сцепившимися кораблями, которые течение пролива медленно тянуло к берегу.

      – Nobiscum Deus!!![2] – откликнулись некоторые вражеские бойцы из свежего подкрепления, и я увидел мелькнувшие среди них белые плащи с красными крестами, немного, всего пару, но чтобы понять, кто против нас, этого хватило.

      «О-о! – мысленно воскликнул я. – Вот и тамплиеры пожаловали. Знатная драка будет. Но похоже, попал ты, Вадим, ногами в жир. Теперь только держись».

      Мысль промелькнула и исчезла. Я снова кинулся в бой.

      На палубах кораблей воцарился дикий хаос, где всё смешалось. Кто, где и чей, непонятно. Просто руби всякого, кто не похож на варяга или прусса, и старайся не упасть на скользких от крови и слизи досках, а иначе добьют или затопчут. Звон металла, шум ударов и боевые кличи. Всё это сотрясало воздух. Вокруг кипела злая безумная сеча, и, чтобы выжить, я рубился словно бешеный. Мой булатный клинок кроил черепа, вонзался в тела врагов и отрубал им конечности. Каждый, кто оказывался на пути и пытался меня убить, умирал сам. Кровь врагов попадала на лицо, смешивалась с солёным потом и застывала на нём тёмно-бурыми пятнами. Безумство боя захватило без остатка.

      Неожиданно передо мной возник рослый темноволосый боец в отличной кавалерийской кольчуге с толстыми треугольными наплечниками. Его лицо было скрыто глухим рыцарским шлемом с широкой крестообразной прорезью для глаз, в руках он держал превосходный прямой клинок длиной не менее метра. Размен базовыми диагональными ударами – и мы отступили. На мгновение замерли, оценили противника и вновь схлестнулись. На второй большой лодье, куда меня вынесла битва, шла ожесточённая резня, а у нас был свой поединок.

      Дзанг! Дзанг!

      Мечи сталкиваются и бьются.

      Дзанг! Дзанг!

      И снова ничья. Раз за разом мы сходимся и отскакиваем. Над нами пролетают стрелы, копья, топоры и сулицы. Льётся кровь, но нам не до

1

Боевой клич пруссов-язычников.

2

Бог с нами! (лат.)