Рука, кормящая тебя. Эй. Джи. Рич

я это сразу отметила, еще в нашу первую встречу, и тут же отбросила как несущественное. Меня в нем привлекало другое: его уверенность, его сила.

      – Ваши собаки сильнее, чем вам кажется, – сказала Билли. – Нам лучше уйти, пока вас не заметил никто из начальства. Вам можно их навещать только по предписанию суда. Ваши собаки – живые улики.

      Я попрощалась с Тучкой, но ничего не сказала Джорджу, хотя он по-прежнему прижимался боком к решетке.

      Мы с Билли вышли из вольера вместе.

      – С ними все будет в порядке? – спросила я.

      – Пока да, – ответила Билли. – С ними ничего не случится, пока они нужны как улики.

      Я не стала спрашивать: «А потом?» Мы обе знали, что будет потом.

      – Я за ними присмотрю. Возьмите. – Она дала мне визитку, очень простую визитку, без места работы, без должности – только имя и телефон. – Я бываю здесь три раза в неделю. Позвоните, и я расскажу, как у них дела.

      Я поблагодарила ее и спросила, как она стала волонтером в собачьем приюте.

      – У меня была собака, большая дворняга, помесь овчарки и чау-чау. Ее тоже определили сюда. Она покусала соседскую девочку. Я бы тоже ее покусала, если бы она дразнила меня, как Кабби.

      – Что стало с Кабби?

      – Она не была живой уликой.

      – И вы все равно здесь работаете?

      – Я здесь нужна, – сказала она.

* * *

      Стивен приехал на машине и забрал меня от приюта. Он предложил отвезти меня в аэропорт. Он считал, что у меня явно что-то не то с головой, раз я пошла повидаться с собаками.

      – Как ты можешь спокойно на них смотреть, зная, что они сделали? – спросил он.

      Я попыталась выдать ему аналогию с матерью и сыном-убийцей, но Стивен сказал:

      – Это собаки, не дети.

      Но для меня они были как дети.

      – И ты сам знаешь Тучку с тех пор, как ей было два месяца.

      – Я говорю не о Тучке, а о том, другом.

      Я не собиралась ночевать в Монреале. Я хотела найти контакты родителей Беннетта и сразу вернуться назад. Стивен заставил меня пообещать, что из аэропорта я поеду не к себе домой, а к нему.

      – Я вчера был у тебя в квартире. Все чисто, все убрано, но там негде спать. Кровать унесли, – сказал он.

      – А что еще унесли?

      – Там вообще как-то пусто. Но они сделали все как положено. Ты уверена, что хочешь туда вернуться?

      Брат заботился обо мне всю жизнь, сколько я себя помню. Когда отец психовал и наезжал на меня, брат переводил его злость на себя. Отец вообще не был жестоким и агрессивным – за исключением периодов, когда маниакальная фаза сменялась депрессивной. В приступах особенного дурного настроения он даже угрожал маме ножом. Я виделась ему уменьшенной копией мамы – такой же упрямой и непослушной. Помню, однажды вечером, когда мне было десять, а Стивену восемнадцать, отец вошел в кухню и увидел пустую вазу из-под фруктов. Мы со Стивеном сидели внизу в гостиной, смотрели телевизор, но отец так орал, что нам было все слышно.

      – Кто сожрал мои персики? – бушевал он. –