Манино счастье. Наталья Алексеева

молчала. Она была не в силах не то что ответить, она даже не могла сделать вдох, настолько этот молодой человек неожиданно появился. Настолько странную речь он произнес. И она… она никогда не слышала такого акцента.

      – Вы узбек? – неожиданно для себя спросила Маня, потому что она вообще в данную секунду плохо соображала, ведь она ни разу в жизни не разговаривала ни с кем, чей родной язык не был русским.

      Молодой человек улыбнулся такой нежной, доброй, сверкающей улыбкой, которой Маня тоже в своей жизни ни разу не видела, и ответил:

      – Скорее таджик.

      Маня захлопала глазами: сейчас она вообще ничего не понимала, кроме того, что именно ей улыбается молодой мужчина.

      – Меня зовут Амин, как я уже сказал, и я из Ливана, я здесь учусь. На третьем курсе, я будущий врач-кардиолог. А вы? Вы тоже будущий врач? Студентка? Я раньше вас не встречал здесь.

      – Я… я… подождите, а почему вы говорите, что вы таджик, если вы из Ливана? – продолжала спрашивать Маня, чувствуя, как ее ум, ее голова совершенно не здесь.

      Она только чувствовала, что от его взгляда у нее в груди распространялось сладкое тепло, как когда… как когда… ешь что-то очень вкусное… нет… нет… как когда долго-долго идешь по холодной промозглой улице и внезапно тебе открывают дверь в теплый дом, и там наливают теплого (не горячего, нет, именно теплого, потому что горячее пить прямо с мороза нельзя, так бабка всегда ей говорила), да, теплого. И теперь она пьет это теплое. И где-то в сердце становится тепло. Очень-очень тепло.

      – Потому что таджикский язык – это персидский, тоже почти арабский. Мой язык – арабский, – ответил Амин, а потом вдруг проговорил, даже нет, почти пропел что-то на своем языке, который показался Мане красивым и мелодичным. – Простите, это я прочитал стихи на арабском, одного поэта, я вам в начале нашего разговора произнес это по-русски.

      Он удивительно хорошо говорил по-русски. Если бы не этот красивый, мягкий, мелодичный акцент, она бы подумала, что он сын какого-нибудь знаменитого профессора.

      – Вы танцевали там, наверху? – спросил снова Амин.

      – Нет-нет, – почему-то поспешно ответила Маня, – то есть да. – И от смущения засмеялась.

      Еще она засмеялась оттого, что прямо сейчас жизнь показалась ей очень легкой штукой. Такой невесомой, как птичка на ветке. И ей даже стало сейчас непонятно, почему столько лет она думала такие тяжелые мысли об этой легкой и простой жизни.

      – Я всегда хочу танцевать там, наверху, – вдруг задумчиво сказал Амин, – но мне неудобно. Стыдно. Я так сильно чувствую разницу между нашей культурой и вашей… Поэтому я иногда прихожу сюда, пью лимонад и слушаю музыку. Наблюдателем быть тоже хорошо. Наблюдатель много видит, гораздо больше, чем участники событий, – странно закончил он свою речь.

      – А я сегодня танцевала первый раз в жизни на дискотеке. Никогда раньше я этого не делала. Мне бабушка не разрешала, я жила очень далеко отсюда, в Сибири, в маленькой деревне. Нас трое детей