Дон Хуан. Гонсало Торренте Бальестер

бы итальянцу как следует. – Он помолчал. – Правда, если он и на самом деле священник, тогда надо бить его зонтом… а если кулаком, то обязательно в перчатке… или, скажем, стулом… Чтобы не было «manu violenta, suadente diabolo»[3] и тебя не отлучили от церк ви. Так что действуй палкой или рукой в перчатке и, разумеется, удостоверься, что поблизости не крутится дьявол… – Он опять помолчал, потом добавил: – Ну вот, теперь я все тебе объяснил – и оставь меня в покое!

      4. Именно этого не хватало мне самому – покоя. Всю ночь я проворочался в постели, меня мучили любопытство, досада, но больше всего – тревога. Даже если мне удавалось заснуть, я тотчас просыпался, пребывая в том смутном состоянии, какое бывает у человека, вернувшегося из иной, отличной от нашей, реальности. Тишина и темнота пугали меня. Я снова и снова вспоминал Лепорелло, видел, как он идет по бульвару Сен-Мишель с тростью и розой – похожий на уличного фокусника. В моих кошмарных видениях мелькали то лицо какого-то испанского актера, декламирующего стихи, то отрывки из Моцарта, то вопли «про́клятых» в масках, то удивленная и раздраженная физиономия моего друга-священника, то декорации Дали к «Дон Жуану». В миг просветления я решил, что все мои бредовые видения объясняются качеством и количеством выпитого вечером кофе. Наверно, так оно и было. Иначе я уже давно забыл бы о шутке итальянца.

      Я встал поздно, с больной и мутной головой. Принял душ, но это не помогло.

      – Внизу вас ожидает какой-то господин, – сказала мне горничная, внося завтрак.

      – Испанец?

      – Кажется, да.

      Это мог быть любой из двух-трех встреченных в Париже знакомых, которым я дал адрес гостиницы, или священник, иногда надевавший мирское платье.

      – Пусть поднимется.

      Я опять лег в постель и, прежде чем приняться за кофе, выпил минеральной воды, которая по утрам помогала мне привести в норму желудок. В дверь постучали, я ответил по-испански, и в комнату быстро вошел Лепорелло. При нем был черный чемоданчик. Лепорелло посмеивался, правда, весьма добродушно. Увидев мое изумление, он развеселился еще пуще. Потом, не спрашивая позволения, уселся на краешек кровати.

      – По словам Марианы, мое имя произвело на вас большое впечатление.

      – Марианы?

      – Да, вчерашней официантки. Она же – хозяйка кафе. Припомнили? И умоляю, никогда больше не смотрите ни на одну француженку с таким наглым упорством, а уж коль вы себе это позволили, тотчас начинайте атаку! Хотя тут у вас ничего бы не вышло! Мариана влюблена в моего хозяина, и для нее еще не пришел час разлюбить его.

      Он сделал рукой игривый жест:

      – Все они одинаковы. Ужасная скука! Подумайте только, триста с лишним лет наблюдать одно и то же! Женская слабость – тоскливое, удручающее зрелище. Будь моим хозяином не он, а кто-нибудь другой, я бы давно отказался от места.

      – Что вы от меня хотите?

      – Чтобы вы познакомились с моим хозяином.

      – Не горю желанием.

      Лепорелло поднялся, подошел к окну и несколько мгновений стоял молча, спиной ко мне. Не поворачиваясь, он сквозь зубы отпустил пару замечаний

3

Беспощадная рука, подстрекаемая дьяволом (лат.).