Предчувствие беды. Книга 1. Борис Акимов

возразил Андрей. – Тут уж я специалист. Все документы давно опубликованы, никакой клеветы здесь сочинить невозможно. Все известно, каждый шаг и каждое слово каждой стороны. А вы действительно полковник?

      – Пусть будет полковник, – отмахнулся попутчик. – Не в фактах дело, а в их осмыслении. Вот в этой вашей книжке – откройте-ка страницу, ну, скажем, семьдесят восьмую. Прочитайте первый абзац.

      Андрей удивленно поднял брови, взял в руки книгу, открыл на указанном месте, побежал глазами по строчкам.

      – Вслух, вслух читайте! – чуть повысил голос полковник.

      «После окончания войны, – начал Андрей, – отношения между бывшими союзниками стали стремительно портиться. Попытки США, Англии и Франции убедить Германию сесть за стол переговоров, чтобы обсудить послевоенное демократическое устройство Европы в целом и России в частности, не удались: практически с осени 1938 года, после Тартуской конференции, на которой, как мы писали в предыдущей главе, произошел раздел СССР на оккупационные зоны, и до 1962 года, то есть до смерти Гитлера, никаких серьезных переговоров не проводилось. В разрушенной войной Европе властвовали две независимые воли, все более и более противостоявшие друг другу…»

      – Ну вот, видите. – Полковник жестом остановил чтение. – Факты – да, действительно, Тартуская, как вы ее называете, конференция действительно прошла в Дерпте и действительно в 1938 году, а фюрер, – полковник иронически прищурился, – действительно умер в 1962-м. Но, кроме фактов, тут же все клевета!

      – Что вы имеете в виду? – удивился Андрей.

      – Как что? У автора получается, что США и прочие изо всех сил старались организовать какие-то переговоры, а Рейх якобы это дело саботировал, в то время как всем известно, что все было ровно наоборот: США и их сателлиты уже тогда вынашивали реваншистские планы, и только мудрая миролюбивая политика национально-социалистической партии и германского правительства спасла мир от ядерной катастрофы. И продолжает спасать.

      – Знаю-знаю, – ощерился Андрей, – вы там в Москве нас реваншистами зовете. Только ерунда это все, никому никакого реванша не нужно.

      – А базы? – спросил полковник. – Ядерное оружие американское? Вот мы с вами ночью Боровичи проезжали – вы что, не знаете, что там? Это что, просто так?

      – Знаю я про Боровичи, – отмахнулся Андрей, – про них все знают. А вы про пикеты знаете? Вокруг этой самой базы? Знаете, что люди неделями там стоят, протестуют? И демонстрация против ядерной угрозы неделю назад в Петербурге была – больше миллиона человек! Знаете, что никому в ДемРоссии эти ракеты не нужны?

      – Так вы лично, значит, не реваншист? – улыбнулся полковник, и Андрей осознал вдруг, что попутчик не так прост, что не солдафон тупой перед ним, совсем не солдафон.

      – Я против войны, я несомненно за мир, я против атомной бомбы, я против бессмысленных жертв, – механически говорил Андрей, думая совсем о другом: «Когда же он успел в мою книгу заглянуть? Пока я мылся, что ли? Не может же он наизусть все страницы знать? Или ему все равно,