Первая книга Артема. Николай Владимиров

школу, там тебе все расскажут. Научат.

      – Наверное, умеет, пап, раз знает, какую сколько тянуть.

* * *

      «А вдруг и действительно умеет? – подумал папа, качая вместе с сыном гантели. – Ведь тянут же они столько, сколько тянут. М-да… Хорошо, что ещё не спросил, что за зверь эта гравитация, откуда она на нашу голову свалилась…»

      Блин, ну и детские вопросики…

      Ага

      – Дед, почему ты говоришь «ага»?

      – А как надо, внучек?

      – Ну, там, «да» или «о’кей».

      – Насчёт «да», это да. Насчёт окея – извини: с «ага» и рядом не поставлю.

      – Это почему?

      – Потому. Как легко выговаривается-то: «А-га-а…» Навроде первого слова «а-агу-у», которое младенцы лопочут. И не так, как тот окей, типа «привет-пока», а тепло, сердечно: А-га-а… – мол, пообщаемся по-нашему, по-простому, по-русски. Улавливаешь разницу?

      – Это ты столько всего в одном «ага» услышал? Нуты, дед, даёшь!

      – А как же, внучек! Наш язык – это ведь не звуки и буквы только, это, можно сказать, жизнь души. Вот так!

* * *

      – А я вот не буду «ага» говорить, не буду! – набычился внук и продолжил прерванную было зубрёжку: «А тар» – карта, «а pensil» – карандаш, «а table» – стол», «а schoolboy» – ученик…

      Красное

      – Бабуля, а красное – это какое?

      – Как тебе объяснить. Вон твой шарик – он красный.

      – А почему?

      – Он приятный, красивый, хороший.

      – Как мама?

      – Да, моя умничка!

      – А папа у нас не красный. Он на меня сердится.

      – Ну, милая, ты же его компьютер лимонадом залила.

      – Значит, цвет зависит от того, виновата я или нет? Сердится кто-то на меня или нет?

      – Отчасти да. Возможно.

      – Ура! Теперь я знаю, как сделать красное красным!

* * *

      «…А синее синим, зелёное зелёным, оранжевое оранжевым», – подумала бабушка. И взгрустнула: много всё-таки в ее жизни было серого.

      Кто мы?

      – Папа, почему ты не рыбка?

      – Хм, дочура. Потому что я человек.

      – А я? Почему не мотылек?

      – Потому что тоже человечек, только маленький, в смысле, маленькая.

      – А мама почему не птичка?

      – Потому что мы люди а, значит, ни рыбкой, ни мотыльком, ни птичкой и никем другим быть не могли.

* * *

      «Хотя почему? – подумал папа, наблюдая, как трёхлетняя малышка затушевывает фломастерами цветные раскраски. – А вдруг?»

      Кукла

      – Мама, а моя Катя лазголаливалет.

      – Разговаривает, доченька, скажи: раз-го-ва-ри-ва-ет.

      – Лаз-го-лав-ли-ва-лет.

      – Ну ладно, дочура, играй.

      – Она ещё умеет тантевать, мамочка.

      – Да, потому что это электронная кукла. Она так запрограммирована, дочь.

      – Я тоже умею лаз-го-ла-вли-вать.

      – Да, только пока не очень получается. Но тебя научат, дочура.

      – И тантевать?

      – И танцевать, и петь, и читать, и писать, и всему-всему.

      – А кто?

      – Мы с папой будем сказки тебе рассказывать, книжки читать, в детсаду с тобой будут заниматься воспитатели, в школе – учителя. Потом в колледже или институте станешь учиться. Потом…

      – Мам… я нехоцу.

      – Что «не хочу»?

      – Ницево. Хоцю быть Катей. За-пла-гла-ми-луй меня, мама! Как Катю. За-пла-гла-ми-луй… мамоцька!

      Мама строго взглянула на дочь, поднялась и молча вышла из комнаты: ну зачем продают такие игрушки детям?

      Зачем?

      Статут

      – Деда, а ты всегда был дедушкой?

      – Нет, внучек, только после твоего рождения я получил, так сказать, этот ста-тут.

      – Где, тут?

      – Нет, ста-тут. «Статут», слово такое. То есть поменял своё место на древе нашего рода. Поднялся по ступеням иерархического номинала, так сказать.

      – Как это, деда?

      – Видишь ли, до тебя я кем был? Только отцом.

      – Чьим?

      – Твоей мамы. А теперь я стал дедом.

      – Из-за меня?

      – Так сказать, благодаря тебе. И моей дочери, ну и ее мужу, конечно.

      – А они кем были до меня?

      – Просто мужем и женой.

      – А теперь?

      – Стали твоими папой и мамой.

      – А я кем стал, когда родился, какой у меня, ну, этот сатут, деда?

      – Не са-тут,