Преподобный Никон Радонежский. Иван Чуркин

раз заводил речь с родителями. И жалко было отцу с матерью отпускать единственное чадо от себя, да понимали: сын тянется к Богу. Сами выросли и жили в благоверии и благочестии, таким и Никона вырастили.

      Не устояли перед просьбами сына, отпустили в дальнюю дорогу. Только и сказал отец на прощание:

      – Ты помни, сынок, слова апостола Павла и живи как чадо света².

      С этим отцовским напутствием и отправился Никон в Троицкую обитель.

      Дорога легко отсчитывала версту за верстой. То лесная, то полевая, она вывела на простор, и на маковке высокого пригорка путник увидел монастырь.

      Частоколом обнесены приземистые избушки, к ним прильнули огородные грядки, а вокруг травостой душистый.

      Сразу же поспешил путник к настоятелю – преподобному Сергию Радонежскому. Припав к его стопам, Никон усердно стал упрашивать, чтобы игумен постриг его в иноческий чин.

      Авве по сердцу пришлись благоразумие и чистота отрока, и душа его потянулась к Никону.

      «Необычный проситель пожаловал ко мне, – думал святой Сергий, – духовник будущий, подвижник». И отправил пришедшего на испытание – отослал в научение к ученику своему преподобному Афанасию Высоцкому, основателю Серпуховского монастыря, славившемуся добродетельною жизнью и искусившемуся в иноческих подвигах.

      – Иди без всякого размышления, – сказал он отроку, – и, если Богу угодно, ты примешь там иноческий образ.

      Со смирением повиновался Никон.

      На горе высокой

      Стоит перед приземистой избушкой крепкий отрок. Одежонка серая-серая, по плечам волосы дорожной пылью окрашены.

      – Не по своей воле к тебе пошёл, из Троицкого монастыря направили. Иди, говорят, чадо, без сомнений, отец Афанасий тебя примет, от него ума-разума наберёшься, – а ты не отзываешься. Как же это так?

      В это время оконце и распахнулось.

      – Ну, пошуми, пошуми, – засмеялся голосок в келье, – а то ко мне всё больше с поклонами да с похвалами. Может, и зазнался от этого?

      Ставенка захлопнулась. Дверь заскрипела, и на порожке появился монах. Беленький, невысоконький, в одежонке, заплатками прихваченной. Глаза молодые, проницательные. Левая рука к сердцу примкнула, а в правой ковш, водицей наполненный.

      Соскользнул инок скорёхонько со ступенек и молодцу в пояс поклонился:

      – Господь с тобою.

      А тот ладони протянул. Льёт отец Афанасий на ладони молодцу воду и улыбается:

      – Зовут-то тебя как?

      – Никоном. Из Юрьева-Польского я. Слышал, наверное?

      – Как не слыхать? Не так далеко от нашего Высокого. А ко мне-то зачем?

      – Игумен Сергий благословил. Говорит, тебе непременно надо к отцу Афанасию, поживи у него, научись молитве и смирению.

      Да так, слово за слово, и рассказал о себе. О родителях своих. Об иконах, пред которыми в отчем доме молиться любил. А ещё поведал, как сверстники над ним насмехаются.