Главное управление. Андрей Молчанов

Прищурился задумчиво, а после обронил в пространство: – Друг, закурить есть?

      Я отрицательно покачал головой. Затем сказал:

      – У тебя окурок к подошве прилип.

      Парень, отчего-то не удосужившись башмак снять, ловко, по-обезьяньи вывернул свою щиколотку обеими руками, будто проводил на ней болевой прием, и отсоединил сплющенный бычок от подошвы.

      На отсутствие второго ботинка внимания он не обратил.

      Затем, морщась в каком-то раздумье, порылся в кармане куртки и вытащил из него серую замусоленную спичку.

      Я не без любопытства наблюдал за его действиями. Передо мной находился, без сомнения, бывалый человек, и его навыки в преддверии моих тюремных перспектив, кто знает, может, и следовало перенять.

      Парень внезапно надул пузырем сизую от недельной щетины щеку и резко, как бритвой, мазанул по ней головкой спички.

      Спичка загорелась. Я сглотнул слюну от удивления, едва не закашлявшись.

      Вскоре в камере поплыл табачный дымок.

      – За что устроился? – по-товарищески протягивая мне окурок, вопросил собрат по несчастью.

      Я отмахнулся от его любезного предложения. Ответил:

      – Ушел в пике, ничего не помню.

      – Вот и я тоже, – грустно поведал он. – Жду вспышек памяти или сведений со стороны. Пили у Люськи, да, было… Потом пошел за добавкой. Дальше – короткое замыкание. Но коли нас упекли не в вытрезвуху, а в реальную ментовку, значит, мы втюхались в историю с продолжением.

      Дверь камеры отворилась.

      – Колокольцев Юрий, на выход…

      Я протер слипающиеся глаза. Молоденький, тоненький милицейский сержант, стоящий у входа в камеру, словно перенесся из прошлого, из далекой армейской учебки, и снова вытряхивал меня из сонного забытья в безрадостную действительность: дескать, вставай, новобранец, труба зовет! Да, труба мне. Поскольку не новобранец я, а задержанный и зовет меня следователь.

      Видимо, это карма. И на сей раз я и впрямь буду сидеть. И поделом!

      Руки за спиной, щербатая плитка милицейского предбанника под ногами, лестница на второй этаж, серые проплешины на истертом паркете, размытое спросонья и с похмелья пространство тесного коридора, наконец, дверь с табличкой.

      Ну, держись, дружок.

      А вот и дознаватель. Первое впечатление окрыляет. Женщина лет двадцати пяти, личико открытое, симпатичное, свежее, милицейский мундир с капитанскими погонами без складочки, макияж безукоризненный, а какие колени выглядывают из-под юбочки, так славно облегающей безупречный изгиб бедер, какие колени…

      А вот колец на ней златых – множество, причем одно со скромным, но явно натуральным бриллиантом. Значит, дорогой следователь, обласканный, цену себе знающий, и уж наверняка не без почитателей прелестей, скрываемых за казенной одежкой… А тут я – с опухшей мордой, с перегаром и с горячим уголовным грехом за спиной. Нет надежд на совместный ужин с этой красавицей, а уж мечтам о прочем и вовсе отбой!

      – Колокольцев Юрий Петрович… –