Глухая пора листопада. Юрий Владимирович Давыдов

в осторожное, как на пробу, полязгивание буферов, в слитый железный шум мастерских. Он думал о былой причастности к тому, что вершилось здесь, и вдруг ему стало обидно, обидно и жаль, что без него, верно, произошло в мастерских нечто важное, определяющее, к чему он, Дмитрий Сизов, не имел отношения.

      В конторе все было как и до разгрома: щелканье костяшек, запах клейстера, запах папирос “Аграфиоти”. Люстриновые пиджаки писали, сводили дебет с кредитом, открывали и закрывали счета.

      И Орест Павлович остался таким же, как тогда, когда они с Нилом вручали ему письменное требование мастеровых. Впрочем, нет, не таким же, потому что сейчас лицо его в пенсне и с бородкой не было сухим и отчужденным.

      – Те-те-те, – произнес он бодро, – санкюлот пожаловал. По какому поводу, извольте узнать?

      Дмитрий объяснил. Инженер откинулся на спинку высокого, черной кожи кресла.

      – У мастера был? Нет? Почему же? – И не дал ответить. – Хорошо, распоряжусь. Но помни… – Он беззлобно погрозил пальцем. – Помни, Сизов!

      – Спасибо, господин начальник.

      – Да! Погоди! – остановил инженер. – А братец где же? – Дмитрий, насторожившись, пожал плечами. Орест Павлович снял пенсне, дыхнул на стеклышки. – Эх, Ирландия, Ирландия, – протянул он намекающе и насмешливо, вспоминая дерзкое замечание Нила, что Россия, конечно, не Англия, но может восстать, как восстала Ирландия. – Вот тебе и Ирландия, – добавил начальник, протер и надел пенсне, но взглянул мимо Сизова. – Кстати, запрашивали о тебе… Слыхал? Знаешь?..

      Дмитрий слыхал, знал. Сука эта, Скандраков, в охранном сетовал: вот, дескать, начальство отзывается положительно, а ты, Дмитрий Яковлевич, и так далее.

      – Благодарствую, Орест Павлович, – искренне отвечал Сизов, впервые называя инженера именем-отчеством.

      – Полноте, – прихмурился тот и как-то внезапно оборвал разговор: – Ступай.

      Теперь, когда его приняли, когда он шел к станку, Сизов уже думал, что все получилось, как оно и должно было получиться. Орест Павлович добр, но принял-то оттого, что нехватка в таких вот первой статьи токарях.

      Мастер, конечно, не возрадуется, размышлял Дмитрий, обходя вагоны и локомотивы, бочки, груды угля, поленницы. После истории с оштрафованным учеником Корней Иванович дулся на Сизова, хотя, правду сказать, по-прежнему поручал сложные работы и платил на совесть.

      И точно, Корней Иванович, рослый, с медвежьими глазками, бородатый, не заплясал при виде Сизова.

      Сизов снял шапку, поклонился.

      Корней Иванович сдержанно ответил:

      – Здравствуй.

      Сизов сказал, что начальник велел поставить его к работе.

      – Та-ак. К начальству сунулся? А Корней Иванович тебе, получается, не указ?

      – Да я думал…

      – Ты думал! – Мастер фыркнул. – Он думал! – И передразнил: – “Начальник велел!” – Помолчав, вздохнул притворно: – Начальство велит, наше дело сполнить. Идем.

      Дмитрием снова овладело острое чувство новизны, интереса и любопытства, но сейчас интерес