Охота за призраком. Вячеслав Белоусов

на происшествие приехало, на совещание не пошёл, хотя за председателя он обычно остаётся, да ещё, выходит, Дашку послал вынюхивать, высматривать…

      – Ну, ты, Александр, целый детектив нам тут выстроил, – не дождавшись пока Матков остановится, почесал затылок Квашнин. – Всё это одни домыслы, которые при проверке могут оказаться твоей разбушевавшейся фантазией. Но проверить тщательно надо. Займитесь этим.

      – Только у меня, Матков, к вам просьба, – вставил Ковшов. – Постарайтесь информацию, что соберёте, мне к полудню доложить. Я собираюсь сам с Жигуновым побеседовать, если председатель колхоза так и не появится. Кстати, Пётр Иванович, я полагаю, причины их отсутствия не забыли выяснить через городских оперативников? Связались с ними?

      – Данила Павлович, у меня по этому поводу к тебе разговор будет. Не возражаешь? Свадьбу проверим. Здесь ещё одна закавыка начинается. Надо обмозговать. Давай я ребят сосредоточу сейчас и отпущу. Сам неподалёку сбегаю по своим источникам, – Квашнин подмигнул Камиеву, – а вечером вас найду, и раскинем планшеты. Как? Вопросы в письменном виде? Время, чувствую, уходит.

      – Время уходит, вы правы, – согласился Ковшов.

      Его не смутила внезапная поспешность заместителя начальника милиции перервать разговор на, казалось бы, важной теме. Квашнин был человеком дела, последней прозвучала необычная информация о бригадире рыбаков, Тихоне Жигунове и его странном поведении, так как близился вечер, а с ним и ночь, оперативная работа требовала внимание именно к этой, «тихой» части суток.

      Ковшов распрощался с Дыниным и, оставшись с Камиевым и Зябликовым, перешёл с ними к столику близ избы, где внимательно стал изучать собранные следователем прокуратуры первичные материалы происшествия.

      Хотя бумаг было и немного, он перечитывал их долго, внимательно, порою делая записи в блокноте. Зябликов с Камиевым устали ждать и отошли к берегу, Зябликов постоянно курил, Камиев думал о чём-то своём, затаённом. Разговора между ними не получалось.

      Ковшов подозвал к себе обоих.

      – Павел Иванович, – обратился он к Зябликову, – я изучил протоколы допросов колхозных рыбаков, никто из них нигде не говорит о том, что неизвестные выдёргивали их ставные сети и оханы, поставленные на ночь. Вы эти вопросы им не задавали?

      – Мне утром с Дыниным была поставлена задача осмотреть труп тот, без рода и племени…

      – Фамилия его Фирюлин Аким, а кличка Гнилой, – подсказал Камиев, вытащил из кармана фотографию погибшего и, вглядываясь в неё, продолжал: – Освободился из мест лишения с полгода назад. Помню, зимой пришёл ко мне отмечаться. Вытянуть из него мало удалось: в городе взяли с рыбой и икрой осетровых пород. По делу проходил один. По приговору суда получил три года, так как привлекался уже второй раз. И первый срок отбывал в колонии полтора года. Как я его ни гонял, так работать никуда не устроился. Жил один у сожительницы, старше его лет на десять. Он освободился, а через месяц её похоронил. Баба работящая была, не в пример