Последний романтик. Владимир Челноков

нию исполнилось 37 лет. У меня возникла мысль «оживить» эту книгу – ведь я был непосредственным участником событий. Поделился своей задумкой с одним из авторов сборника – Юрием Немцовым; он поддержал эту идею и предложил назвать воспоминания «Последний “Романтик”».

      Я отдал служению в заводском коллективе двадцать лет организаторской и творческой деятельности, прошёл путь от ведущего инженера-лаборанта до руководителя отраслевого базового подразделения.

      На счету Горьковского завода имени Петровского славные трудовые свершения. Начав свою деятельность в качестве производственной артели, решающей проблемы смычки города и деревни, он вырос в крупное высокотехнологичное предприятие, освоил выпуск точных измерительных и связных приборов для военно-морского и гражданского флота. В послевоенные годы, сохранив производство изделий оборонного профиля, завод разрабатывал и изготавливал аппаратуру магнитной записи, внёс неоспоримый вклад в развитие отечественной и мировой музыкальной культуры.

      1. Хотел, но не сумел

      Всякое чудо в конце концов получает объяснение. Докажу эту истину собственным примером. Родители-авиаторы служили всю войну на фронтах, а мы со старенькой неграмотной бабушкой жили в маленькой комнатушке на окраине города Горького, страдая от голода и холода. В печи при топке часто загоралась сажа, и бабушка во избежание пожара старалась печку не топить. Когда после демобилизации мама вернулась с фронта домой (7,1–1) и увидела наше состояние, первым делом она начала выхаживать нас. Выходить бабушку, страдающую дистрофией, она не смогла. А мой молодой организм оказался способным побороться с последствиями военного лихолетья. Команда знаменитого детского врача А. Пальмова в педиатрическом институте вылечила желудок и расшатанную нервную систему. Я стал нормально питаться, перестал психовать по каждому поводу, вышел из троечников в отличники. Но ангина не отставала, приступы удушья повторялись всё чаще и чаще. Помог случай.

      После войны мама вернулась на работу в аэропорт и командовала звеном самолётов По-2 – «этажерок», как их шутливо называли люди. Ей часто приходилось доставлять врачей по безотлагательным вызовам в отдалённые районы области. В числе её пассажиров как-то оказался хирург – главный врач одной из автозаводских больниц. Мама рассказала ему о моих болячках, он посоветовал привезти меня на осмотр. В назначенное время мы с отцом вошли в кабинет врача. Осмотрев моё горло, он вызвал медсестру и приказал срочно готовить операционную и место в палате с холодильником, принести ему большую коробку из-под лекарств. Отцу сказал: «Возьми коробку, за полчаса наполни её мороженым и принеси в больницу». Потом отвёл меня в операционную, привязал к креслу, ввёл через нос ваточку с заморозкой, затем через рот – хирургический нож. Меня постоянно рвало, я пытался вырваться из кресла, но помощник хирурга этому препятствовал. Когда я стал терять сознание, врач поднёс к моим глазам пинцет с удалённой гнойной массой и сказал: «С этой гадостью ты не протянул бы больше месяца!» – отвязал меня от кресла, взял на руки, отнёс в палату, положил на койку, достал из коробки пломбир и приказал: «Ешь мороженное до тех пор, пока из горла не будет течь кровь!» Несколько раз заходила медсестра, делала обезболивающие уколы, а я продолжал «наслаждаться» мороженым. Постепенно боль стала отходить, и я забылся в тяжёлом сне.

      Утром зашёл хирург, осмотрел горло и сказал: «Слава богу, всё хорошо. Отец, вечером отвезёшь парня домой. Первое время пусть поголодает, попьёт негазированную водичку. У вас дома есть репродуктор?» Услышав утвердительный ответ, он обратился ко мне: «Держи его днём включённым и, не напрягаясь, подпевай певцам, сначала тенорам, потом баритонам и басам; это поможет тебе разработать голосовые связки».

      Со временем привычка подпевать артистам вошла у меня в норму. Я завёл тетрадь, в которую стал записывать слова арий и песен, обнаружил у себя хорошую музыкальную память и желание петь. К сожалению, было и до сих пор сохранилось одно но – нежелание обучаться нотной грамоте.

      В 1950 году отмучилась и умерла бабушка. Утром мама уезжала на работу, я отводил сестрёнку в детский сад и превращал нашу хибару в концертную студию – во весь голос распевал популярные музыкальные произведения. Эта привычка укрепилась, когда мы купили радиолу «Кама» и я стал подражать голосам, записанным на пластинках. Как-то раз в доме отключили электричество. Я пел по памяти, когда вошла соседка Ганна Фёдоровна: «Вовка, оказывается, это ты поёшь? А мы думали, что это радио. У тебя приятный голос, тебе обязательно нужно учиться петь. Я посоветуюсь с знакомыми музыкантами».

      Через некоторое время она зашла снова: «Я рекомендую тебе пообщаться с Лёвой Сивухиным. Он с малых лет пел в капелле мальчиков, сейчас создаёт хоровое училище».

      Поборов стеснительность, я пошёл к Сивухину. Он подал ноты и предложил пропеть мелодию. Пришлось признаться, что я в нотах ни бум-бум. Он погрустнел и попросил спеть что-нибудь а капелла. Я застеснялся, но пропел отрывки из «Евгения Онегина» – арию Ленского, а затем начал арию Гремина. Сивухин куда-то заторопился, прервал меня и посоветовал: «Во-первых, учи нотную грамоту. Во-вторых, похоже, что у тебя происходит ломка голоса: у тебя ненормальный голосовой